Мужчины о любви. Современные рассказы

– Тогда начнем, – воскликнул ведущий. – Вот они выходят, наши красные революционные адамы, прикрывая руками самое дорогое, что у них есть. Девушки снимают колпачки со звездочками, приближаются и работают, работают так, чтобы головной убор, помещенный ниже пупа добровольца, чудесным образом держался в воздухе без помощи рук. Начали!

Девушки обступили добровольцев. Зал взвыл. Барабан в оркестре стучал часто и тревожно, обозначая смертельный номер. Скатерть между Бубликовым и Никой ходила волнами. Это он там ее, ужаснулся Ник, или себя? Жалобно квакнул телефон Ники.

– Алло, – сказала Ника, отлепляя Бубликова. – Милый, почему ты не спишь? Я еще на работе… не знаю когда… Сказку на ночь?.. Ты что, обалдел?!. Ну, извини, не плачь… хорошо… какую? ага… сейчас вспомню… Однажды злой тролль приказал сделать зеркало, в котором все хорошее отражалось маленьким и незначительным, а все плохое увеличивалось в несколько раз…

– Элен, дорогая, – мурлыкал Бубликов и льнул к Нике, – как тоскливо было бы жить в этом городе, без возможности встретить вас, и все былое…

Рехнулся, подумал Ник со злорадством, а потом разглядел телефонную прищепку на ухе бизнесмена. Раньше на улице встречались милые люди, которые брели, бормотали, говорили ни с кем, перегруженные словами. Городские сумасшедшие, думали про них. Оказывается, это были вестники прогресса.

– Где бутасы-бутафи? – громко спросил Бубликов-меньший у Максима.

Тот поперхнулся коктейлем:

– Что?

Бубликов-меньший приставил к голове ладонь и растопырил пальцы. Не то лось, не то инопланетянин с антеннками.

– Но а если порыхец? – спросил он.

– Это смотря у кого, – осторожно ответил Максим.

– Точно десно-десно данки, – пояснил его собеседник.

– …Кай вскрикнул от боли, это осколки зеркала вонзились в его сердце, – повествовала Ника в свой телефон, свободной рукой она крутила у виска пальцем. – Боль скоро прошла, но с тех пор мальчик стал очень злым…

Бубликов-старший вздымался девятым валом. Девушки на сцене по команде ведущего расступились, открыв взорам публики добровольцев с задорно торчащими буденовками.

– Кое-что у нас получилось, – констатировал ведущий. – Теперь посмотрим, как долго это продержится. У меня тут стишки напечатаны. – Он достал из кармана лист бумаги. – Между прочим, любовная лирика, не баран чихнул. Ну-ка, юноша, продекламируйте. – И он протянул лист правому крайнему. Тот взял и, слегка заикаясь, начал читать:

– Я помню чудное м-м… гновенье. Передо м-м… ной явилась ты. К-как м-мимолетное в-виденье…

– Мимолетное введенье! – засмеялся ведущий. – Теряем буденовку, юноша!

Следующая пушкинская строфа лишила эрекции сразу двоих.

– Сейчас мы узнаем, кто у нас самый стойкий, самый оловянный-деревянный, – приговаривал ведущий.

Но это осталось тайной, потому что за столом Бубликов-второй наставил на Максима указательный палец и произнес очень громко, агрессивно:

– Гомозабл!

– Я?! – возмутился Максим. – Сам ты «гомозабл», тыква кислотная! – и вдруг ударил Бубликова кулаком в лоб. Бледная девушка открыла рот для крика, несколько секунд звука не было, потом раздался оглушительный визг. Ник не выдержал и плеснул в нее коктейлем.

– Спи, милый, ничего не бойся, – сказала Ника. В этот момент Бубликов-junior бросился через стол на Ника, и стол опрокинулся.

Когда Ник разлепил глаза, он увидел странное – роскошный черный автомобиль, тот самый, что вез их из редакции в клуб, медленно едет по зеленой капустной горе. Вороны взлетают из-под колес и кружат в сером небе, мерзко похрюкивая. Преодолев капустную гору, автомобиль скрывается за тряпичным холмом. Ник сидит, привалившись спиной к чему-то мягкому и живому, дышащему. Ему лень посмотреть, что это.

– Поели-попили в кафе «Гранд-отель», – бормочет Максим, отпихивая Ника. – Ну и рожа у тебя, – говорит он, трогает не бывшую раньше выпуклость на своей макушке, стонет. – Положение, однако, скверное. Мы на городской свалке, а она в пяти кэмэ от ближайшего автобуса.

– Зачем нас сюда привезли? Они что, решили, что мы покойники?

– Не-е. Для надругательства. Когда тебя вырубили, я тоже притворился бесчувственным телом и слышал, как охранник спросил у босса, куда, мол, это говно девать? А босс, хрен ему в нос, ответил: везите на помойку, там им самое место. Прямо Юлий Цезарь.

Ник молчит, чувствуя, что хокку сочиняется помимо его воли.

Летящие гуси прекрасны,
но им не сравниться
со своим отраженьем в воде.

Из-за мусорного бархана появляется караван утренних грузовиков. Натужно урча, грузовики опорожняются черными мешками из пластика, наваливают целую гору, целую пирамиду, которая напоминает Нику древний индейский зиккурат из фильма «От заката до рассвета». Максим кряхтит, поднимается на ноги и лягает черный мешок.

– Никогда не забуду, – говорит он. – Глаза Бубликова в то мгновение, когда ты пнул его по яйцам. Он Ленина видел, клянусь!.. Но ты, это, холодно тут, однако. И на работу пора. Вызывай такси, что ли.

Ник достает телефон, звонит, считает длинные гудки, слышит голос Ники:

– Ау, милый! Где ты?!