Мужчины, рожденные в январе

Весна на Север приходит поздно, но бывает напористой и стремительной. Ляжешь спать, когда на дворе стоит трескучий мороз, а проснешься, солнце так ярко светит, что снег вдруг заслезится, и упадет с крыши первая робкая, долгожданная капель. А потом уж пошло и пошло. Повлажнеет разом воздух, небо засинеет, побегут ручейки, и можно будет постоять под солнцем без шапки. Потом появятся проталины, прилетят журавли, гуси, и зазвучат голоса их, наполненные страстными призывами. Потом сойдет снег, зазеленеет трава, а на пригорках, будто махонькие птички, запестреют неприхотливые северные цвёты.

В аэропорту Матвей неожиданно встретил старика Вестникова. Было солнечно, на дорогах грязный снег превратился в жижу, пахло сыростью, стены домов с солнечной стороны слегка парили. Пассажирам не сиделось в тесном здании аэропорта, все толкались у крыльца, на солнцепеке.

— Вернулся, — протягивая руку Матвею, заговорил Вестников. — А у нас вона весна во всю шуровать начала. Я внучку на материк провожаю. К жениху летит. Он у нее в Хабаровске служит. Вот ведь жизнь как чудно устроена. Раньше думал: вот женю сына и помирать можно. Женил и стал думать: вот дождусь внуков, а там… Дождался и теперь думаю: вот Дождусь правнуков… И этого будет мало. Так-то!. Слышь, дело-то твое сдвинулось. Машины с грунтом туда все идут и идут. Выходит, ты у начальства уважение заслужил.

— Не у начальства, — задумчиво ответил Матвей, — у самого себя уважение заслужил.

— Врешь! Мудрено больно. Врешь ведь ты!

Матвей простился с дедом, сел в автобус и поехал в поселок.

В балке было холодно и оттого неуютно, стоял горьковатый полынный запах. Матвей растопил печь, вскипятил чай. На душе у него было светло и спокойно. И ночью, он спал крепко, видел хорошие, счастливые сны. Утром проснулся рано и заторопился на работу.

Конторские работники, увидевшие в этот день Матвея Безрукова, были удивлены тем, что он был в белой рубашке и при галстуке — так Матвей одевался только в праздники.

Прощание со стойбищем

Сегодня выдался хороший день. С утра слегка подморозило, а иней, покрывший ночью вершины сопок, не тает. Небо почти безоблачное, но там, у горизонта, где находится море, появились тучи.

Старый бригадир Аканто, приземистый, седоголовый, стоит на холме, посматривает в сторону туч и гадает: дождь будет или снег? Если морозец простоит до вечера — выпадет снег, если нет — будет дождь.

Далеко по перевалу в сторону севера уходят два вездехода. Гул их моторов, раскатистый, резкий, еще хорошо слышен на холме. Аканто старается не смотреть на вездеходы.

Постепенно гул начинает стихать: это машины перевалили через вершину.

Старый бригадир медленно ходит по вершине холма. Площадка большая, хорошо утоптанная, на ней нет ни кочек, ни ямок, ли травы. Многие годы здесь летом стояли яранги его, Аканто, бригады. Еще сегодня ранним утром была здесь яранга, но теперь и ее нет. Как и две другие, ее разобрали, сложили вместе с домашней утварью в вездеходы и отправили на новое место.

Гул машин стал уже совсем неразличимым. Аканто остановился, снял малахай и прислушался. Только легкий треск доносился с севера, точно там кто-то осторожно ломал кустарник.

Через несколько минут и треск прекратился, стало совсем тихо. Наверно, вездеходы спустились с перевала и зашли за небольшую сопку.

Аканто надел малахай и опять стал ходить по площадке. У места, где недавно стояла яранга, он замедлил шаг. Здесь лежал дерн, валялись камни, которыми приваливали снизу рэтэм, даже зола от костра еще сохранилась. Ветер был не сильным и потому не успел развеять ее по тундре.

«Совсем недавно, — подумал старик, — на этом месте горел костер, варилось мясо, сушилась пастушеская одежда, сидели и пили чай мужчины, суетились женщины, а теперь вот осталась одна зола», — Аканто тяжело вздохнул и стал смотреть вдаль.

Внизу текла река, извилистая и спокойная. В долине среди чернеющих кустов были видны голубые озерца. Их много, так много, что, может быть, нельзя и сосчитать, и они разные, совершенно непохожие друг на друга ни по величине, ни по форме, ни по цвету. Одни маленькие, круглые, как блюдца, и голубые-голубые, даже чуть-чуть темноватые; другие большие, продолговатые, пятнистые, будто утиные яйца, часть озера светло-голубого цвета, а часть темная. Если такое озеро обойти вокруг, то, пожалуй, устанешь.

За долгие годы Аканто много раз смотрел с холма на долину. Вид этот знаком ему до мельчайших подробностей. Но сейчас старик смотрел на долину так, точно видел ее впервые. А сердце билось в груди сильно-сильно, будто он пробежал с добрый десяток километров.