Мужчины, рожденные в январе

— Вот за это я и люблю Чукотку, — обычно восклицал Иван Петрович, показывая рукой на пойму реки, в сторону сопок. — Видеть такой простор — это самое главное для человеческой души.

Кое-где в штольне грунт стал оттаивать и обваливаться. Пришлось строить массивные утепленные ворота у входа, чтобы преградить приток в штольню наружного теплого весеннего воздуха.

Ворота теперь мешали вывозить из штольни грунт, к тому же пришлось до минимума сократить силу зарядов. Но тут шахтерам неожиданно повезло: они наткнулись на линзу. Многометровый лед, сдавленный землей, кололся со звоном, брызгая в лица бурильщиков иглами. Чтобы защитить глаза, щеки, шахтерам пришлось надевать брезентовые маски и очки. В линзе решено было пробить карманы — ответвления от главного ствола ледника, в которых будут храниться мясо, рыба и прочие продукты.

Теперь дело пошло настолько споро, что стало ясно: через месяц, на худой конец через два, ледник будет сдан колхозу.

В конце мая Колька Мятников захандрил. В короткие перекуры он неотрывно смотрит в сторону поселка, тяжело, с придыханием вздыхает.

— О буфетчице Любке томишься? — посмеивается Иванпетя.

— Дуромол! Нужна она мне, когда тут, в груди, настоящее зреет.

Мятников стал упрашивать бригадира дать обещанный отгул на два дня.

— Это за что ему отгул? — горячился Иван Петрович, — Он всех нас своей бражкой под ответ подвел. Цельный поселок, считай, споил, нашу шефскую честь замарал.

— Ты еще скажи, что я и в начальника участка валенком запустил.

— Ты, а то кто же? Твоя ж идея с бражкой, твое исполнение. Мне теперь страдай…

— Зачем тебе дни-то? — спрашивает Семен.

— Нужно. Дело одно нужно срочно решить.

— Баловство?

— Вроде нет, вроде серьезно. Я ж и говорю, что проверить все нужно.

— Ты, Семен, не слушай его. Это ж опять о бабах…

— Глохни, Иван Петрович! Настоящий мужчина тем и отличается, что сдерживает свое слово, как любит говорить один человек. — Семен ухмыляется, подмигивая Мятникову. — Даю субботу и воскресенье использовать как выходные, хотя все мы опять будем работать.

— Растлишь ты его, — выходит из себя Иванпетя. — Мало тебя, Семен, начальник участка наждачной бумагой тер?

— Глохни! Завтра начинаем бить последний торцовый карман.

В субботний день, когда бригада ушла на работу, Колька Мятников вымыл в балке полы, не мытые, наверное, месяца два, сходил в баню и постирал там все свои белые сорочки. Потом упросил знакомого электрика, и тот подрезал не в меру длинные волосы на Колькиной голове.

Вечером Мятников собрался в клуб на танцы. Пошел он пораньше, чтобы присмотреться и свыкнуться с обстановкой.

Клуб в колхозе был новый, просторный. В фойе, стены которого увешаны портретами передовиков и диаграммами трудовых успехов в различных отраслях хозяйства, требовательными призывами работать еще лучше, в углу размещался небольшой бильярд. Возле стола с зеленым сукном крутились молодые парни, спорили, даже махали друг на друга киями.

«Чокнутые, что ли?» — подумал Колька о пацанах и отошел в сторону.

В противоположном углу возле двери библиотеки за столом сидели две девушки и листали журналы. Кольку аж в жар бросило, когда в одной он узнал ту, которую несколько раз случайно видел на улице поселка и ради которой он, собственно, пришел на танцы. Она была худенькая, беленькая, с большой грудью, туго натянувшей голубую кофточку. У блондинки прямой аккуратный носик, Выпяченные большие губы, на длинной шее темнеет маленькая родинка. Прическа — волосы аккуратно закручены на макушке — скрадывает округлость лица и выгодно дополняет красоту шеи. Кажется, девушку зовут Зоей и она работает в пекарне. Колька расспрашивал о ней у знакомого электрика, и тот проболтался, что за девушкой безуспешно ухлестывает киномеханик, что она редко бывает в клубе, а больше сидит дома.

Месяц назад, возвращаясь из столовой, Колька повстречал ее на улице и попытался с ней заговорить, но она прошла мимо, даже не взглянув на него. Вот с тех пор Колька очень часто думал о гордячке. Но и не таким гордячкам он запудривал мозги. Главное — не зарываться, не наглеть, но и не быть рохлей, кирзовым сапогом. Больше всего девчата презирают наглых, а также тихонь-дураков. Наверняка Зоя любит стихи, теперь все девчата любят стихи или прикидываются, что любят. В самый раз почитать ей Блока, Есенина или какого-нибудь современного поэта. Жалко, но он, Колька, все стихи перезабыл.

Вторая девушка темноволосая, с цыганскими живыми глазами, длиннолицая и некрасивая. Колька вообще-то не обращал на нее внимания.

Он остановился у большой круглой голландки, исходившей теплом. В щели чугунной дверцы синело пламя.

Подруга что-то шепнула Зое и глазами показала на Николая, но та даже не повернула головы. «И она меня видит, — подумал Николай. — У каждой девушки не два, а четыре глаза, и они всегда все видят».