Мужчины свои и чужие

И в самом деле, с каждым днем становилось все труднее. Родственники и друзья пытались помочь, Эмма проводила в доме родителей всю субботу за уборкой и готовкой, да еще приезжала по вечерам. Отец теперь работал неполный день, а двое соседей по очереди сидели по утрам с Анной-Мари, чтобы дать ему возможность съездить на работу. Кирстен по­являлась по воскресеньям, но на неделе от нее не было никакого толка, поскольку ее с непривычки совершенно выматы­вала новая работа – она сидела в приемной у дантиста. Даже ужасная тетя Петра появлялась по пятницам утром, хотя Эмма и сомневалась, что это удачная мысль: тетя Петра с ее остеопорозом вполне могла что-нибудь себе сломать, посто­янно передвигаясь за Анной-Мари по дому.

Эмма понимала, что им требуется квалифицированная помощь. Но Джимми не хотел об этом слышать. Ему каза­лось, что впустить в дом профессиональную сиделку озна­чает сдаться и поверить, что нет никакого света в конце тон­неля.

– Кто-нибудь дома? – раздался голос Кирстен из хол­ла. – Это я!

– Мы в кухне.

Кирстен вошла в кухню, бросила пиджак на стул и плюх­нулась рядом с Эммой, даже не подойдя к матери и не поце­ловав ее.

За месяцы после расставания с Патриком она очень из­менилась. Потеряла тот роскошный вид, который придавало ей богатство мужа и бесконечные визиты в парикмахерскую. К тому же ей никогда раньше не приходилось работать.

Теперь у нее не было денег, чтобы постоянно красить во­лосы, ушел в прошлое и маникюр дважды в неделю. Волосы стали длиннее, корни черные, макияж небрежен после дол­гого рабочего дня. О былой Кирстен напоминали только рос­кошная сумка из леопарда и огромное обручальное кольцо, которое Патрик не попросил вернуть.

– Как дела, сестренка? – спросила она, наливая себе чаю. – Что ты сегодня вечером делаешь? Я подумала, заеду, может, мы с тобой в кино сходим.

Эмма сдержалась и не сказала, что свое свободное время Кирстен вполне могла бы посвятить уходу за матерью. Это было бы несправедливо. В конце концов, у них с Питом ведь тоже своя жизнь, а Кирстен тосковала, после того как ее брак распался. Она теперь не могла позволить себе ничего из тех развлечений, к которым привыкла раньше. Она вела доволь­но одинокую жизнь и стала часто приезжать к Эмме с Питом, привозя новые видеокассеты и чипсы.

– Мы ничего не планировали, – сказала Эмма. – Пит работает допоздна, я даже ужина не готовила, закажем что-нибудь на вынос. Если хочешь, присоединяйся.

– Ага, – сказала Кирстен, – наверное.

Когда мать поела, Эмма повела ее наверх, чтобы заняться сложной процедурой переодевания блузки. Анна-Мари нена­видела переодеваться, и стоило Эмме расстегнуть одну пуго­вицу, как она начала орать, отбиваясь так, будто ей делали больно.

– Джимми! – жалобно взывала она. – Вели ей пере­стать!

– Мам, – сказала Эмма как можно спокойнее, уверты­ваясь от ударов, – мы только сменим блузку. Ты же не лю­бишь носить одежду в пятнах…

– Джимми! – завопила мать еще громче. «Интересно, где эта клятая Кирстен, когда она так нужна?» – подумала Эмма.

– Джимми, Джимми, Джимми…

Хлопнула входная дверь, и раздались тяжелые шаги по лестнице.

– Что ты с ней делаешь? – прорычал Джимми О'Брайен, появляясь в дверях с грозным лицом.

– Джимми! Джимми! Помоги мне!

– Я здесь! – заорал он, пытаясь обнять жену, но она на­чала вырываться. – Что ты с ней сделала? – набросился он на Эмму.

Эмма, уставшая за полдня возни с матерью, без сил опус­тилась на кровать.

– Ничего, – тупо сказала она. – Просто пыталась сме­нить ей блузку, она запачкала ее за ужином.

– К черту проклятую блузку! – крикнул Джимми.

И тут что-то в Эмме оборвалось. Она отпросилась на пол­дня в офисе, чтобы отец мог проработать целый день, зато накануне ей пришлось засидеться допоздна. К тому же мате­ри удалось вылить целую бутылку чистящего средства для ту­алета на лестницу, и уборка заняла долгое время.

– Блузка – это очень важно, – сказала она спокойно и тихо, чтобы еще больше не расстраивать мать. – Маме нра­вится выглядеть хорошо. Она всегда придавала этому боль­шое значение. Беда в том, что я не умею менять одежду на такой больной, как мама. Это может сделать только опытная сиделка.

– Послушай меня… – попытался перебить ее Джимми. Но Эмма встала и молча вышла из комнаты, не обращая внимания на требования отца немедленно вернуться. Кирстен подслушивала внизу у лестницы.

– Похоже, ты уходишь?

Эмма мрачно кивнула.

– Подожди, я с тобой!

В машине Эмма долго молчала. Начинала дико болеть го­лова. Ей хотелось закричать на саму себя за то, что снова ока­залась трусихой, не посмела сказать своему проклятому отцу, что он может сделать со своей грубостью, дурным характером и неблагодарностью за ее усилия помочь. Элионор явно огорчится.

– Ты выглядишь несчастной, – заявила Кирстен, эле­гантно выскальзывая из машины с неизбежными чипсами и огромной плиткой шоколада. – Надеюсь, ты не собираешься звонить папе и извиняться за то, что ушла, не дав ему дору­гаться? Он терпеть не может, когда публика разбегается, если он только что разогрелся для хорошей ссоры. Ты плохая де­вочка.

Эмма слабо улыбнулась.