Мужчины своих женщин

Все это слегка не вязалось с моей жалобной историей про полумертвый завод, но никто, кажется, не обратил на это внимания. Наверное, в Москве свои стандарты.

— Прочитали ли вы в последнее время какую-либо вещь из русской классики, до того неизвестную вам? — поинтересовался ректор.

— «Мелкий бес» Сологуба, — сообщил я.

— Как вам кажется, это — современное, злободневное произведение или оно уже устарело, ушло?

— Злободневное, — коротко ответил я, тактично давая понять, что хорошо бы уже со мной и заканчивать, все вроде ясно, чего время попусту терять.

Ректор уловил мою мысль.

— Как фамилия главного героя в «Мелком бесе»? — сурово спросил он, словно делая контрольный выстрел напоследок.

— Передонов, — радостно сообщил я. Не зря накануне ходил в кинотеатр и посмотрел новый фильм, снятый по этому роману. Иначе ни за что бы не вспомнил — книгу-то ведь я читал аж месяца четыре назад. И как раз в то время, когда прочитывал две-три книги в день.

— В общем, на меня этот абитуриент произвел хорошее впечатление, вопросов к нему я больше не имею, — заключил С. Н.

Тут слева подал голос молчавший до того сребробородый литератор.

— Скажите, а в Ярославле еще выходит газета «Очарованный странник»?

Я что-то про нее слышал, но не знал, выходит ли. И все же твердо ответил:

— Да.

— Там сотрудничают наши выпускники, очень интересные ребята, — сообщил сребробородый. — Вы с ними не знакомы?

— Я не вращался в этих кругах, — веско сказал я, еще раз подчеркнув свое безупречное происхождение.

Бородач, получив должный отпор, с потерями отошел на прежние позиции. Атака была отбита. Зато другие апостолы поинтересовались, кого из ярославских писателей я знаю. Я вспомнил своего однофамильца Николая Серова… и тут память мне словно отрезало. А может, они хотели, чтобы я им Некрасова назвал?

Комиссия еще раз усмехнулась моей невинности. С. Н. повторил, что вопросов у него больше нет. У остальных вопросы тоже кончились. Меня поблагодарили, и я пошел к дверям. Ректор за моей спиной стал распространяться в том смысле, что из провинции абитуриенты едут не абы какие, не беспомощные птенцы, а самостоятельные, сознательно выбравшие свой путь и уже в достаточной мере подготовленные люди…

Прошло еще часа два. Нас зазвали в кабинет и сообщили, кто принят, а кто баллов не добрал. Я, оказывается, еще и перебрал.

Странно, я не ощутил какого-то особого счастья. Понимание того, что мне выпал счастливый билет, пришло лишь дня через два. Лежал на скрипучей койке в общаге, думал о том, что скоро вернусь домой… И вдруг понял: да я же поступил в Литературный институт!.. Мне аж жарко стало.

По стене деловито спешил куда-то огромнейший рыжий таракан. На потолке сидел еще один, покрупнее. «Ох, домой приеду — ногти обстригу!» — подумал я…

2

В последние месяцы двадцатого века мне пришлось написать самому и получить от друзей и знакомых несколько весьма значительных для меня эпистол. По скупости своей (чтобы не пропадать добру), я решил объединить их и взглянуть на результат. Строго документальными эти послания считать нельзя, я их отредактировал, кое-что добавил от себя, поменял даты. Вот потому здесь меня зовут по-другому, хотя и очень похоже.

18.08.99

«Привет, Олег! Получил твое письмо. На этот раз почта не подвела, дошло из вашей отдаленной Латвии в наш благословенный Ярославль за две недели потихоньку. Сразу сажусь писать ответ.

Новостей у меня довольно много, все разного свойства, так что даже и не знаю, о чем сообщать во первых строках.

Поздравь меня с новой публикацией. Кусок повести «Самый длинный день» напечатан в той же газете, что и предыдущие два рассказа. Я попробую выслать тебе этот разворот, в конверт должен уместиться. Как видишь, кусок не слишком большой, от повести остались начало да конец, а середины-то и нет, но публикация даже этих крох все равно чертовски приятна. Тем более, редактор мне в утешение сказал, что так даже еще лучше. Если, дескать, от бесформенного куска мрамора отсечь все лишнее… Не знаю, не знаю. Верю старшим товарищам.

Один мой друг увидел эту публикацию, а потом мы с ним случайно встретились в городе, у «Макдональдса». Он говорит: «Ну, давай автограф!» — и достает газету. Я говорю: «Сейчас к американам зайдем и посидим тут за столиком — ты покуришь, а я мороженого поем». Он кричит: «Ты русский писатель или ты не русский писатель? Ходить в «Макдональдс», в эту иноземную забегаловку…» А я говорю: «Ладно, я русский писатель, но мороженое американы делают хорошее». Польстил он мне, это ясно, а все равно я полдня ходил с глупой улыбкой на роже.