Мужчины: тираны и подкаблучники

Мужчина состоит из двух мужчин. В каждом мужчине живет двойник. Это такой сукин сын, который все время требует от тебя поступков и подвигов. Если стоишь перед пропастью, он зовет тебя прыгнуть, если ты пошел купаться в море, он предлагает переплыть море, а потом сесть на мотоцикл, помчаться сломя голову в Лас-Вегас, промотать последние деньги и повеситься на пальме. Как Чехов мечтал из человека выдавить по капле раба, так и осторожный мужчина всю жизнь выдавливает из себя двойника. Лучше вырезать двойника сразу, кастрировать собственную опасность и превратиться в тенора безопасности.

Безопасный мужчина скажет, что опасные мужчины – бандиты и насильники, Гитлеры и Сталины, жаждущие войны. Отстаивая право на страх, безопасный мужчина считает, что лучше мужчине стать женственным, чем оскотиниться, лучше носить модные галстуки, чем прыгать с парашютом. Безопасные мужчины уверены, что Ницше довел Германию до нацизма и что главным враг мужчины – он сам. Конечно, мужчина всю жизнь вредит самому себе: то ногу сломает, то в проруби утонет. Опасность для него – пожизненное развлечение, которое не каждому по карману. Однако на самом деле безопасные мужчины социально опасны: в погоне за стабильностью они вырождаются в покорное стадо: еще не страшно, еще многое по-прежнему разрешено, а они уже присели от страха перед новым начальством, шушукаются, озираются, провоцируя насилие над собой, сдаются при первом окрике: Стой, кто идет!?

Двойник опасности, живущий в мужчине, – романтическое существо, требующее жертв, – нуждается не в оскоплении, а в диалоге. Бандиты и насильники не подходят под определение опасных мужчин: они вообще не мужчины. Их вождь – животный инстинкт. Они побеждают изгнанием мужчины из себя. Опасный мужчина гарантирует другим право на страх, но сам прибегает к иным приемам.

Не зря женщины создали образ опасного мужчины, на которого так ведутся, от которого млеют.

В медленном танце с ним они невольно начинают дышать тяжелым дыханием страсти. Еще ничего не случилось, а они уже отдались. Они знают, что опасный мужчина гипнотизирует их своей волей, превращает в кроликов, хотя, скорее, не с тем, чтобы съесть, а чтобы вместе уйти в наслаждение. Не так ли опасный мужчина любит экстремальный спорт, риск предпринимательства? Это именно опасные мужчины носят самые красивые галстуки, но не сводятся к ним. Жизнь не дает защиты от страдания, но опасный мужчина оставляет за собой след прожитой жизни; безопасный – отделывается от жизни испугом.

Я вижу негра насквозь

Бессмертие не измеряется памятниками. Памятники ставят уродам чаще, чем героям, да и герои могут быть уродами. Подвиги оборачиваются горем не только для врагов. Маршал Жуков положил больше своих солдат, чем немцев, во имя победы. Это не победа, а карикатура, как и бессмертие маршала.

Ни власть, ни подвиг, ни талант не обеспечивают автоматического бессмертия. Религиозное бессмертие – предмет веры, где разница полов стерта. Бессмертие мужчины определяет его настоящность – корявое слово, против которого выступает всякий грамотный компьютер. Мужчины складываются из настоящих мужчин, которые поддерживают саму идею мужчины как рода точно так же, как настоящий стул отвечает перед вечностью за то, что назван стулом. Все остальные подделки – отстой.

Всякий раз, путешествуя по Африке, я оказываюсь в каком-то дурацком положении. Я любопытен и полон внимания – казалось бы, я – идеальный турист. Но все – не так. Те африканцы, которые считают себя сильными и настоящими мужчинами, будь то местные царьки, художники с общеафриканским именем и шенгенской визой в кармане или опытные проводники, ночные поклонники вуду, вступают со мной в непонятную соревновательность. Она полна агрессии, а иногда небезопасна для жизни. Я долго не мог сообразить, в чем тут дело. Некоторые европейцы, ставшие расистами наоборот, держатся с черными подчеркнуто вежливо, чуть ли не в каждой фразе говоря им «сэр». Я же всегда держался с ними на равных: любезно, доброжелательно, даже дружески, а в ответ шла агрессия. Постепенно до меня дошло, что они в глубине своей африканской души не считают белого человека за человека. Ведь они – бессмертны, поскольку они, часть природы и мира, легко переливаются из одного состояния в другое, каждый раз заботясь о том, чтобы соответствовать своему настоящему состоянию, а белый человек – он выломался из мира словно портрет, который выпал из рамы, оставив вместо себя дыру.