Мужчины в нашей жизни

Горести или радости — это как посмотреть. Главное, что их причиной стало осуществление заветной мечты Ольги Константиновны. Обе ее дочери, Алена и Арина, как и хотела мать, вышли замуж за иностранцев. Не за каких-нибудь поляков или, не дай бог, нигерийцев, нет — за настоящих европейцев. Аришка — за голландца, Аленка — за англичанина. А хорошо ли, плохо ли — судите сами.

Аришка, ровесница нашего Лешки, уже двадцать лет живет на Западе. В Москву не приезжала ни разу, изредка только отправляет матери приглашения, которыми, по причине финансовых трудностей, Ольга Константиновна может воспользоваться далеко не всегда. А недавно дочка прислала фотографию — сидит у себя дома на диване в нижнем белье, а рядом новый друг — пожилой араб. С мужем Аришка давным-давно развелась, детей нет… В общем, так сложилось, что старшая дочка для Ольги Константиновны существует почти номинально.

Зато младшая — реальней некуда!

В отличие от сестры Аленка выходить замуж не торопилась. Работала тренером в фитнес-клубе и методично выбирала. И выбрала. Разумеется, иностранца, как мама советовала. Ее избранником стал немолодой женатый англичанин. Что он делал в Москве и чем вообще занимается, мы до сих пор не можем понять. А спросить почему-то неудобно, хотя Ольга Константиновна — женщина разговорчивая и от нас ничего не скрывает. Не спрашиваем же потому, что и так ясно: не очень-то Аленкин муж преуспел в этой жизни. Мало, оказывается, быть англичанином.

Но это теперь всем стало ясно. А тогда Аленка вступила в борьбу за свое семейное благополучие — родила девочку Алису. Англичанин не выдержал натиска и развелся. Они поженились, Аленка получила британское гражданство.

А толку что? Сначала жили в гостинице, потом переехали в муниципальный дом в северо-восточном предместье Лондона. Чтобы добиться права на этот дом, Аленке пришлось родить сына Оливера. У него с рождения аллергия на все продукты, кроме рыбы и груш.

Сын — болезненный, муж — раздражительный и угрюмый. От тоски Аленка время от времени сбегает к матери в Москву. Со слезами на глазах Ольга Константиновна выпроваживает ее обратно. Не дай бог, дочка повторит судьбу матери — останется одна с двумя детьми на руках…

— Что будешь сажать в этом году? — исчерпав тему невеселой Аленкиной жизни, поинтересовалась Ольга Константиновна.

— Цветы, — объяснила я. — По дороге купила однолетнюю рассаду и флоксы. Мы с мамой на флоксах просто помешаны, а старые уже все отцвели. Вдоль дорожек посажу фиолетовые и нежно-розовые, а у беседки — белые. Будет очень красиво.

— А огурцы посадить не хочешь?

— Зачем? Теперь же ведь все продается.

— Правильно, я тоже не хочу. Тыкву только посажу. Мне пшенная каша с тыквой нравится.

Мы с Ольгой Константиновной обсудили планы посадочных работ и скоро разбрелись по своим фазендам воплощать эти планы в жизнь.

Недолго покопавшись в земле, я переключилась на уборку дома, но, приведя в порядок второй этаж, вернулась в сад. Воздух, краски, птицы поют… А я, как проклятая, вожусь с прошлогодней пылью. Я перенесла шезлонг с террасы на улицу и решила передохнуть.

Услышав, что я еду на дачу, мама пришла в восторг.

— Ты смотри там не перетруждайся! — без конца повторяла она.

Но потом надавала такое количество поручений, которое не выполнишь, даже перетрудившись до потери сознания. Про гороскопы она забыла. Раздумала меня замуж выдавать или попросту устыдилась своего наивного увлечения. Странно, но забыла и я. И про Владика, и про Лешку, и про квартиру. Приехала на дачу — будто распростилась с сегодняшней реальностью. Зато здесь ожили призраки прошлых лет.

Но бог с ними, с призраками. Вот мамино настроение мне явно не по душе. Резкие перемены при ее заболевании ничего хорошего не сулят. Я подумала, что после праздников обязательно свяжусь с доктором из клиники нервных болезней. Его методика лечения музыкой имела успех, и некогда робкий, начинающий медик превратился теперь в лощеного профессионала. Я по-прежнему прибегала к его консультациям — иногда ограничивалась разговорами по телефону, а время от времени наведывалась в клинику. Доктор выказывал недовольство заочной формой лечения, хотя расплачивалась я такими суммами, будто форма была самой что ни на есть очной. Он принимал деньги, повторяя:

— Все равно никаких гарантий. Вот если бы Инна Владимировна приехала сама.

Но при маме о клинике нельзя даже заикаться — она считает ее своим страшным позорным прошлым, домом скорби, и ни за что не захочет ехать туда…

Между тем вечерело. Солнце уже сильно склонилось к западу. Глядя на пламенеющую полоску заката, я так глубоко погрузилась в мысли о своих бедах, что не сразу обратила внимание на звук подъехавшего к дому автомобиля. Только услышав сигнал, я поняла, что приехали ко мне. Подумав ровно мгновение, я поднялась и пошла открывать. У ворот стояла машина Влада.

Значит, он все понял! Я испытала самую обыкновенную радость — простую, земную, женскую. И Влад, будто угадав мое настроение, вышел из машины и на глазах у всей нашей улицы обнял меня. Еще сегодня утром он не решился бы на такое!