Мужчины в нашей жизни

Немного старомодно, напоминает пятидесятые годы истекшего XX столетия, но никуда не денешься. Избавившись от имиджа румяной и толстой купеческой дочки, я все равно не превратилась в манекенщицу XXI века. Избрала стиль строгий и простой: на работу — костюмы, светлые блузки, в остальном — классическая джинса. И кстати, вечернее платье, которое я намеревалась надеть сегодня, тоже очень простое. Прямой, слегка приталенный силуэт, воротник — щель, эффектно подчеркивающий шею и чуть приоткрывающий плечи, длина — за колено. Платье сшито из красивого лилового шелка, поэтому я держала его за нарядное.

К платью имелись две пары туфель. Черные без каблуков, метко названные мамой «галошками», и фиолетовые замшевые лодочки на шпильках, купленные, извините за выражение, в «Ж». От шпилек, увы, пришлось отказаться. Опять что-то купеческое. Только теперь уже не дочка, а жена, разрядившаяся ради праздника.

В общем, я сделала все возможное, чтобы выглядеть прилично, и с чистой совестью отошла от зеркала. Никогда не увижу в нем то, о чем мечтаю, а лишний раз расстраиваться какой смысл?

Часы показывали без немногого девять, но было светло, как днем. Я уселась на диван в своей комнате и стала ждать. Глеб появился в начале десятого, принеся с собой особенный запах весенней московской улицы — пыли, влаги, молодой зелени — запах озона, круживший мне голову вчерашней ночью, вызывающий желание подняться в воздух и улететь… Но лететь было некуда. Душа, встретив свое тело, обрела, наконец, покой. Прекрасный сюжет для средневековой гравюры.

— Ты готова?

— Смотря к чему…

— Поужинать в ресторане.

— Пожалуй.

Но он по-прежнему крепко держал меня за плечи.

Я засмеялась:

— Так мы не попадем в ресторан.

— Ты голодна?

— Не очень.

— Вчера я провел мучительную ночь. Ты понимаешь, что поступила жестоко?

— Я поступила мудро.

— Мне тебя не хватало. Я не мог уснуть.

— Это было в последний раз. Ты должен был прочувствовать.

— Я всю жизнь это чувствовал.

— Всю жизнь и еще один день.

— Последний день был самым тяжелым, — произнес он шепотом, и я поняла, что в ресторан мы сегодня не попадем.

Глава 11

Поздним вечером мы стояли у открытого окна, курили по очереди одну сигарету и разговаривали.

— Почему вчера ты не позволила мне остаться?

— Сама не знаю… Просто решила, что так лучше.

— Надеюсь, это не связано с… нашим общим знакомым?

— Уж не ревнуешь ли ты?

— Ревную.

— Не может быть!

— Почему не может? Ты так отчаянно защищала его в одном из наших первых разговоров, называла своим близким… Мне было неприятно, я ревновал.

— Тогда у тебя вообще не было на это прав.

— Вот представь, ревновал без всякого права! — Он грустно улыбнулся. — На обиды, на ревность, на тоску права не нужны. Мучайся себе сколько хочешь.

— Значит, ты мучился?

— Конечно. Мне невыносимо было представить тебя рядом с этим… человеком.

— Но ты не делал мне навстречу никаких шагов.

— Я ждал, что ты сама расстанешься с ним. А на будущее учти: я страшно ревнивый.

— Никакой ты не ревнивый!

— Я тоже так думал, пока не увидел тебя.

— Увидел и что же?

— Понял, что буду драться за свою женщину…

— До последней капли крови? — рассмеялась я.

— Я не шучу.

— Где твое чувство юмора?

— Юмор уместен не во всех ситуациях.

Он бросил за окно сигарету и задвинул штору.

— Ревнивец! — Я покачала головой. — Скажи лучше, за кого ты выдавал меня на банкете?

Небольшая заминка, смущение…

— Ты ведь знаешь за кого.

— А если я начну ревновать?

— У тебя нет повода.

— Как это нет?! Ты целый год провел в Новотрубинске. Должно быть… часто виделся с этой женщиной.

— В последние месяцы я у нее жил. Только это ничего не значит. С тех пор как я увидел тебя, мы с ней даже не говорили по телефону.

— Ты ни разу не позвонил ей?

— Ни разу.

— А она тебе?

— Я просто отключал аппарат.

— Но… может быть, это жестоко?

— Это не имеет значения, как, впрочем, и многое другое. Не стоит разменивать жизнь на мелочи.

— Неправда! Все в жизни складывается из мелочей!

Но Глеб воспринимал этот мир глобально. Как скульптор, стремящийся к совершенству формы, отсекает от камня все лишнее, он обозначил в жизни несколько магистральных направлений и все остальное готов был им подчинить.

До встречи со мной первое место принадлежало работе. Затем шли увлечения: дайвинг, охота, горные лыжи и друзья. Но была еще философия. К ней Глеб обращался нечасто — каждый раз, когда жизнь входила в новую фазу. Так сказать, делала новый виток.

Теперь акценты будут расставлены по-другому. В центр мира Глеб собирался поставить меня, наш союз.

— Ты родишь мне сына.

— Или дочку.

— Сына! — Он настаивал.

Я улыбнулась:

— Сейчас мне ничего не стоит с тобой согласиться!

— А вообще тебе трудно со мной соглашаться?

— Нет, что ты? Совсем нет.

— Я хочу, чтобы ты со мной соглашалась.

— Всегда и во всем? — Я вновь усомнилась в серьезности его слов. — Но почему? Это же ненормально. Это же какой-то… идеализм.

— Иначе нам будет трудно вместе.

Что он имел в виду? Бытовые частности, оказавшиеся не по зубам многим-многим парам? Философские взгляды или увлечение охотой?..