Мужчины, за которых я не вышла замуж

Официант приносит мне омлет, который я заказала, чтобы намекнуть Биллу: он знает меня далеко не так хорошо, как ему кажется. Я больше не ем блинов. Но омлет выглядит отвратительно, и я просто размазываю его по тарелке.

— Билл, зачем ты захотел со мной встретиться? — спрашиваю я, прихлебывая водянистый кофе.

— Не хочу терять с тобой связь. — И, стараясь казаться равнодушным, он добавляет: — Да, кстати, я вспомнил, ты ведь говорила, что тебе удалось достать сезонный абонемент на все матчи с участием «Никса». Первая игра уже не за горами, и я подумал, что…

Я изумленно смотрю на него.

— Я купила эти билеты для тебя и для меня. Для нас.

— Для нас — это хорошо, — бодро отзывается он. — Мы можем пойти с тобой, Эшли не будет против. Она не любит баскетбол.

Я сую в рот ложку омлета, но давлюсь.

— Вот уж спасибо, — отвечаю я.

— Почему?

Я качаю головой. Он перевернул мою жизнь, а теперь ведет себя так, будто всего-навсего передвинул кресло в гостиной. Неужели он и в самом деле не понимает, что его выбор — уйти к Эшли — имеет некие последствия? И потеря билетов на матч — самое меньшее из них.

— Я купила эти билеты в знак того, что наши дети выросли и у нас начался новый виток. Но у тебя были на этот счет свои планы.

Билл стирает салфеткой с губ остатки сиропа.

— Хэлли, будь разумной. Мы по-прежнему можем проводить время вместе. Мы ведь семья. И то, что дети уехали, ничего не меняет.

Неожиданно я начинаю хохотать. Я сижу в грязной нью-йоркской закусочной и объясняю этому человеку с интеллектом неандертальца, что в этом сезоне ему не светит увидеть «живым» ни одного трехочкового броска. Остается только молиться, что у Эшли нет кабельного телевидения и что он не сможет наблюдать за игрой, сидя у экрана.

— К несчастью, милый, теперь у тебя другая семья. Впрочем, одно осталось неизменным. Ты можешь доесть мой завтрак. — Я встаю и пододвигаю Биллу тарелку с омлетом.

— Спасибо, — говорит он, вонзая в него вилку и ухмыляясь (он полагает, что это обаятельная улыбка). — Но по крайней мере ты можешь хотя бы подумать насчет этих билетов?

— Подумаю. — Я великодушно улыбаюсь, потому что думать — это мое обычное занятие. Я честно пытаюсь во всем разобраться. Пытаюсь быть любезной. Но не сегодня. — Я подумаю о билетах, а ты подумай об этом! — сладко говорю я и одним резким движением смахиваю со стола омлет, кофе и стакан апельсинового сока; все летит Биллу на колени. На его белой рубашке, прямо посредине, расплывается большое пятно кетчупа.

— Что ты делаешь? — кричит Билл, вскакивая и ударяясь коленом о ножку стола. Надеюсь, это его больное колено.

Я гордо вскидываю голову — второй раз за сегодняшнее утро — и направляюсь к двери. Люди правы — месть сладка. Но и грязи от нее хватает.

Придя в офис, десять минут я трачу на просматривание бумаг, а потом в изнеможении вытягиваюсь на кушетке. Но не сплю, хоть и очень устала, а разглядываю в окно водонапорную башню на соседней крыше. Конечно, это совсем не то, что вид из окна в Тайм-Уорнерс, но сойдет. Если найти нужный ракурс и вытянуть шею (и если день ясный), то вдали будет виден силуэт Крайслер-билдинг.

Многое случилось за минувшие сутки, но отчего-то в моей голове все крутится и крутится фраза Эрика: «Я слышал о твоей сестре». Эмми была на шесть лет младше. Я ее обожала, а она мне чуть ли не поклонялась. Я читала ей на ночь сказки, водила ее в школу и помогала решать длинные примеры на деление (и почему четвероклассникам не позволяют использовать калькулятор?). Делая уроки, я выглядывала из окна и наблюдала, как моя сестренка крутит на заднем дворе сальто. Когда я поступила в колледж, Эмми часто меня навещала. Мы вместе хихикали в комнате, и я знакомила ее со всеми своими друзьями.

Этого мне никогда, никогда не следовало делать.

Моя милая Эмми. Очаровательная, забавная, верная Эмми. Я снова вижу ее счастливое личико в тот последний день. Она и представить себе не могла, что я не сумею ее защитить. А я не могла себе представить, что мы больше никогда не будем смеяться вместе.

Я верчусь на кушетке, пытаясь устроиться поудобнее и задремать, но по-прежнему думаю об Эмми. Фраза Эрика пробудила в моей памяти ту ужасную ночь. Не в силах заснуть, я сажусь за стол и снова принимаюсь за бумаги и письма, которые накопились в мое отсутствие. Через пару часов в глазах у меня темнеет, и я, измученная, наконец ложусь и засыпаю непробудным сном.

Когда я просыпаюсь, в кабинете темно. Я не сразу понимаю, что сейчас — вечер субботы и делать мне решительно нечего. Конечно, я могла бы полететь с Эриком на Бермуды. В его личном самолете. Но я сделала свой выбор. В животе у меня урчит. Я проголодалась. Конечно, измазать омлетом Билла — это приятно, но не слишком разумно. Я смотрю на часы. Начало девятого. Роюсь в рекламках на столе своего ассистента — они предусмотрительно собраны вместе, в блокноте. Мексиканские, китайские, итальянские, индийские, тайские, ливанские, канадские рестораны. Канадская кухня? Сейчас я не в том настроении, чтобы есть бекон и лосятину.