«Мужчины, Женщины и Моторы»

Наш въезд в Штутгарт подобен народному празднику. Флаги и гирлянды украшают улицы, по которым мы проезжаем на наших гоночных машинах. Нам отдают почести как королям. Фердинанд Порше становится почетным доктором высшей технической школы Штутгарта. А некий Нойбауэр ходит с высоко задранным носом–от макушки до пяток настоящий гонщик. Но — «сатана гордился — с неба свалился…»

Во время гонки в Земмеринге 14 сентября 1924 года я снова забираюсь за руль гоночной машины. Нойбауэр хочет показать своим соотечественникам из Вены, каким классным парнем он все–таки стал.

Трасса имеет длину 10 километров и проходит сквозь бесчисленные узкие повороты в гору. Стартуют поодиночке.

Я прохожу повороты лучше, чем когда бы то ни было, с любовью, почти как кисточкой по бумаге. У цели я настолько устал от этого «красивого–прохожденияповоротов», что только через 5 минут могу подняться с сидения.

Время: 7:34,4 минуты. — Пусть кто–то попробует это повторить! — думаю я, чувствуя себя уже почти наполовину победителем.

Но потом на старт выходят другие, особенно Кристиан Вернер. Он так заносит машину в повороты, что у нее чуть не отлетают задние колеса. Выглядит это некрасиво. — Нет, — думаю я, — так бы я никогда не ехал.

Время Вернера: 6:55,6 минут… Я не могу поверить. На 40 секунд быстрее меня новый рекорд.

И старый Отто Зальцер тоже быстрее меня и еще две другие машины. Мне осталось только не очень славное пятое место в общем зачете.

— Это же невозможно! — говорю я Ханзи, которая тогда была еще только моей невестой, — Наверное, что–то не так с часами!

Ханзи искоса смотрит на меня особым образом. — Все верно Фредль, — говорит она,

— Только… другие просто едут как дьяволы… а ты — как ночной сторож!

В этот день в груди Альфреда Нойбауэра зародились первые сомнения, действительно ли он рождён великим гонщиком…

[…]

В июле 1926 года в Берлине–огромная сенсация. На АФУСе проводится Гран–при Германии, гонка, каких Берлин еще не видывал. Заявлены 40 гонщиков со всего мира, все, чье имя что–то означает. Только Mercedes, как теперь называется фирма, и его гонщики не появятся, так как Mercedes посылает своих знаменитых «стариков» в Испанию, где в то же время проходит гонка в Сан–Себастьяне.

[…]

— Итак, господин Карачиолла, — приветствует его директор, — что вас ко мне

привело?

Вопреки своему обыкновению Руди пошел напролом.

Я слышал, что Mercedes не будет стартовать на АФУСе, господин директор?

— Совершенно верно. Гонка в Сан–Себастьяне для нас важнее. Нам нужно увеличить экспорт. Для этого необходима реклама — в виде побед за границей.

— И Вам совсем безразлично что происходит в Германии? Гонка на АФУСе–это первый Гран–при за много лет!

Зайлер пожимает плечами. — Я знаю. Но две гонки одновременно–это выше наших сил. А в полсилы мы не играем.

Руди глубоко вздыхает. И выстреливает, — Если Вы дадите мне машину–я справлюсь в одиночку!

Директор поднимает брови, — Вы…? Вы шутите! Молодой, неопытный–против всей мировой элиты?

— Мне всего лишь двадцать пять, господин директор, но я уже все–таки одержал за Mercedes 19 побед. Это не считается?

— 19 побед? Предположим. Но в каких гонках? Через горы Шлезии, Саксонии, Тевтобургский лес и тому подобное. АФУС–это совсем другое. Для этого нужен опыт. А он есть только у наших стариков… Я не сомневаюсь в Вашем таланте, но нам нужно думать об интересах фирмы. Поражение в Берлине было бы огромным позором…

— …а победа–огромным успехом! Вот что я предложу: разрешите мне стартовать частным образом. Неудача пойдет полностью за мой счет. А победа принесёт пользу нам обоим.

— Хм… Зайлер задумчиво рассматривает пепел своей сигары. Предложение звучит неплохо. Рвение этого Карачиоллы чем–то ему импонирует. Того просто не узнать, былую робость — как рукой сняло. Карачиолла, который сейчас стоит перед ним, полон энергии, решимости — это человек, который знает, чего хочет!

— Хорошо, — наконец говорит директор Зайлер. — Если Вы так сильно хотите обжечься… Вы получите вашу машину. Мы несем расходы — Вы риск. Согласны?

— Еще бы! Руди больше не отпускает руку Зайлера. — Благодарю Вас, — говорит он, Вы не пожалеете. Я обещаю!

Зайлер шумно вздыхает. – Кстати, я передумал. Я не поеду в Испанию. Я буду в Берлине. Он хитро подмигивает, — Само собой, частным образом!

Двумя неделями позже для Карачиоллы началась первая тяжелая гонка в жизни. Борьба, какой Германия еще не видела.

Лето 1926 года выдалось холодным и дождливым. Курорт Ванзее покинут. Элегантные кафе на Курфюрстендамм пусты. И только на АФУСе оживление. Последний день перед великой гонкой.

Руди Карачиолла тоже решил проехать пару кругов. Трасса покрыта пеленой дождя. О приличной езде нечего и думать. — Хватит на сегодня, — недовольно говорит он, — А то мы еще утонем по дороге…

— Учитесь плавать, — бурчит директор Зайлер, который с жаром записывает времена круга конкурентов. – Возможно, тогда Вы будете быстрее!