Мужеедка

Грэйви стала умолять, чтобы сегодня ночью подруга взяла ее с собой; Кларисса ответила на бумаге, что подумает, но поскольку их дружба с Зои сейчас еще в самом трепетном начале, то она вынуждена защищать эти отношения любой ценой. Грэйви вновь в письменном виде принялась сыпать возражениями, после чего они отправились на завтрак в кафетерий, где и обнаружили (очутившись одни в совершенно пустом зале), что гудок в пять тридцать был сигналом для медитации и дыхательных упражнений. Завтрак ожидался не раньше семи.

Осознав это, Кларисса начала прикидывать пути к бегству, наметив его как можно скорее, но не раньше, чем скрепит свою дружбу с Зои.

А Грэйви тем временем (прошло полтора дня после приезда) превратилась в рьяную последовательницу Седобородого. Эта женщина-ребенок, которая обычно просыпалась не раньше одиннадцати, теперь вскакивала в полшестого для медитации. Эта девушка, никогда не ложившаяся раньше трех часов ночи (в лучшем случае), теперь укладывалась спать в восемь сорок пять. И к чему привело это обновление? Грэйви отказалась отвезти Клариссу обратно в Лос-Анджелес на своей машине, и Кларисса застряла. Ни одна из ее кредиток не действовала, на руках — не больше двадцатки, но после второго дня молчания и тушеного тофу Кларисса была готова на все, лишь бы отсюда убраться.

Побег Кларисса планировала все то время, пока дожидалась на прежнем месте свою новую лучшую подругу. Зои ее не разочаровала. Она появилась с легкой улыбкой на губах, босиком, в платье тоненьком, как паутинка, почти сразу же после Клариссы.

Зои села, поджав под себя ноги, как умеют сидеть только худенькие восхитительные талантливые актрисы (Кларисса пыталась сделать нечто подобное — защемила поясничный нерв), и на лице ее появилось выражение печали, от которого она сделалась — черт возьми! — еще красивее. «Трудно поверить, — сказала себе Кларисса, — что женщина, которой одежда сорокового размера великовата, могла впасть в такую депрессию».

Шли минуты, и Кларисса чувствовала каждый вздох своей подруги-небожительницы. Каждый вздох и каждый чуть слышный стон. Она узнавала эту печаль, как свою собственную, и вскоре они уже отвечали друг другу — вздохом на вздох, стоном на стон и, наконец, слезами на слезы.

Кларисса рыдала, сидя на скамье, посреди ночи, в сельской глуши, вместе с Зои Монро.

И плакали они по одной и той же причине: мужчины.

На третий день, после обеда, Грэйви, в наряде для йоги, унеслась на некое загадочное Космическое Очищение; Кларисса же, доев тушеный лук, устремилась на поиски вожделенных ключей от машины.

Она добежала до их комнаты, заперла дверь и принялась шарить в вещах Грэйви. Тампоны, закаменевшие мятные леденцы, обрывки меню с нарисованными кольцами, монетки, презервативы (мечты, мечты!), размытые фотографии и… ключи.

Ключи!

Кларисса торопливо набросала Грэйви записку на семинарской бумаге, сделанной, разумеется, из переработанного вторсырья. Кусочки древесины, влипшие в бумагу, должны были напоминать пишущему о превосходстве природы над человеком.

К,юулеЦ. онтсеЧ. какин ечани, инивзи, ябет юлбюл инивзи, ичюлк алязВ

!оаЧ. янд ерытеч зереч адюсто ябет уребаЗ.S.Р

Сумки Клариссы (три штуки — она по привычке набрала слишком много вещей, хотя ехала в такое место, где до одежды никому нет дела) были уже собраны… то есть она второпях побросала туда с утра все свое барахло. Шлепанцы она сменила на сандалии, а затем столкнулась с проблемой — как вытащить сумки из комнаты, запихать их в багажник и при этом не вызвать подозрений? В конце концов решила выкинуть их из окна и преуспела, умудрившись никого не убить.

Кларисса спустилась в холл, и там ее подхватила людская волна, направлявшаяся к «залу исцеления» — просторному пятиугольному помещению с подушками на полу. Волей-неволей пришлось войти вместе со всеми. Она уселась на пол, поближе к дверям, рассчитывая сбежать посреди медитации. Седобородый встал в центре, ударил в гонг, и все погрузились в размышления. Кларисса в том числе — на тему, как бы незаметно слинять и как помешать желудку голодным урчанием нарушить тишину.

Минут через пять (трудно сказать точнее — часов здесь не было) дверь распахнулась настежь и на пороге вырос Аарон, задыхающийся, как марафонец.

Точнее, псевдо-Аарон.

— Кларисса! — воскликнул он. — Джен мне сказала, где тебя искать. Я за тобой. Хочу все объяснить. — И двинулся к ней, спотыкаясь о свободные подушки.

Седобородый подскочил и замахал руками. Аарон, решив, что с ним здороваются, приветственно махнул в ответ.

Потрясенная, Кларисса поднялась с места и попыталась ответить, ничего не произнося вслух.

— Я знаю, что ты не хочешь со мной говорить. Я знаю, ты думаешь, что я тебе солгал. Ну да, правда, я солгал, но теперь это не так уж важно.

Седобородый побагровел; медитирующие молчальники безмолвно кипели от злости.

— Это не может продолжаться вечно! — заявил псевдо-Аарон, не обращая внимания на жесты Клариссы, призывавшие его заткнуться. — Кларисса, я требую, чтобы ты мне ответила!

Седобородый ухватил его под локоток и повел наружу…

Не тут-то было.