— Нет. Для этого ей нужен был тот остеопат — после которого она все равно не примирилась с тем, что живет своей жизнью. Я почти уверена, что Стиви — это как раз настоящее.
— Нет! — горестно восклицаю я. Я злюсь на Амели, Стиви, Лауру и себя. В основном на себя.
— Это же так здорово, — с улыбкой добавляет Амели. Я не могу разделить ее энтузиазм.
— Надо быстро сделать что-нибудь, чтобы они перестали встречаться.
— Да как тебе это в голову пришло? Тебе — не кому-нибудь. И что тебя толкает на такую подлость?
— Инстинкт самосохранения, — бормочу я.
— Когда ты встретила Лауру, она была просто развалиной. Она представляла собой крах всего. Если бы ты не стала ее подругой, она до сих пор ходила бы, как зомби, в своем кардигане и растянутых брюках. Тогда ты поступила очень хорошо — так почему же теперь ты собираешься поступить так плохо?
Амели свято верит, что раз она моя близкая подруга, то имеет право высказывать мне в глаза все, что думает. Ненавижу это.
— Может, я слишком резко выражаюсь — но для чего же еще нужны друзья, как не для того, чтобы вовремя показать, где верх и где низ?
Я чувствую острое желание сказать, что друзья нужны для того, чтобы было с кем обсудить фасоны платьев; что друзья нужны для того, чтобы не приходилось в одиночку пить вино, — но я еще не опустилась до такого нахальства и поэтому молчу.
— Я ни разу не видела Лауру такой веселой и уверенной в себе. Она вся светится, и — прости, если это прозвучит бестактно, — он, по-моему, тоже сильно на нее запал.
Я в ужасе смотрю на Амели:
— Ты так думаешь?
— Да. Во имя всего святого, он же ведет ее на «Чикаго». Если это не может служить показателем сильной привязанности, тогда что же может?
— Он ей все расскажет, — пророчески шепчу я.
— Ты должна опередить его. И ты должна поговорить с Филипом.
— Нет! — взвизгиваю я. Множество голов опять поворачивается в сторону нашего столика. Сегодня мы здесь явно развлечение дня. — Должен же быть другой способ. — Я задумываюсь на секунду. — Может быть, стоит поговорить со Стиви.
— Может быть, — уступает Амели. — Это было бы хорошим началом.
— Возможно, мне удастся быстро получить развод. В наше время это делается за несколько минут, разве нет? В конце концов, мы столько лет не виделись — это может послужить основанием. А потом я признаюсь Филипу, что наш с ним брак не совсем законный.
Амели кривится:
— Что значит «не совсем»? Ты либо замужем за ним, либо нет.
— Ну хорошо. Наш брак совсем незаконный, — с неохотой признаю я. У меня сжимается сердце. Я хочу быть замужем за Филипом. Я ощущаю себя замужем за Филипом. — Но это лучше, чем признаться сейчас, потому что мне не придется говорить, что я замужем за другим человеком. Можно будет сказать, что всему виной какая-либо юридическая формальность, что были неверно заполнены какие-нибудь бумаги. Это ведь даже в какой-то мере правда. — В первый раз за шесть дней я вижу проблеск надежды.
— Ну это вряд ли правда, только правда и ничего, кроме правды. Филип потребует объяснений — он не такой человек, чтобы не обратить внимания на твои недомолвки. Лучше сразу все ему объяснить, — не соглашается Амели.
— Я что-нибудь придумаю. Разберусь. — Я столько лет прятала голову в песок — у меня нет никакого желания ее вытаскивать. — А потом мы с Филипом опять поженимся, на этот раз тихо. Никто ничего не узнает. А Лаура и Стиви будут вольны делать… все, что они хотят делать.
Для меня это верх благородства и самопожертвования. Может, Стиви мне и не нужен, но все же тяжело просто взять и подарить его подруге. Где-то в глубине души, в самом дальнем ее уголке, я тайно верила, что он по-прежнему мой. Всегда был и всегда будет, с начала времен и до их скончания… Я восемь лет не видела его и месяцами о нем не вспоминала, но где-то в подсознании продолжала считать его своим. Амели явно не может оценить мое самопожертвование — она делает такое лицо, какое обычно наблюдают Фрейя и Дэйви, когда ссорятся.
К столику возвращается Лаура. Ее триумфальный блеск несколько приугас. Может быть, она ждала звонка, а он не позвонил или послал ей сообщение типа «отвали». Хоро-шо-о. Если он пошлет ее куда подальше, мне не придется с ним разговаривать.
— Что-то не так? — спрашиваю я.
— Странно, что ты меня об этом спрашиваешь, — говорит Лаура. — Я собиралась задать тебе тот же вопрос. Ты сегодня как-то странно себя ведешь.
Я смотрю на нее пустым взглядом, всеми силами стараясь, чтобы в него не просочилось ни капли моих истинных чувств.
— Слушай, я хочу, чтобы ты была со мной максимально откровенна. Чем тебе не нравится Стиви?
— Ничем, — пряча глаза, бормочу я.
— Хорошо, потому что, если все же что-то есть, тебе следовало сказать мне об этом. Ты была настроена против него, так как мы думали, что он уличный музыкант. Но он не уличный музыкант.
— Да, ты говорила, он учитель. Это здорово.
— Если тебе известна какая-либо реальная причина, объясняющая, почему мне не стоит встречаться со Стиви, то, как моя подруга, ты должна сказать о ней сейчас.