Мужество

Да, их было много, и у каждого свои достоинства, свои недостатки. Андрей научился руководить ими. Он их впрягал в общее дело – спотыкайтесь, брыкайтесь, каждый на свой манер! – у них у всех было одно общее, объединявшее их: комсомол. Внешне это иногда проявлялось примитивнее: дисциплина. Но это была самая свободная в мире дисциплина. Она существовала потому, что ее хотели. Она была им нужна, она помогала им обуздать себя, свой юношеский темперамент, бросавший их из стороны в сторону. И если им случалось подчиняться ей со скрипом, с внутренним протестом, они потом были благодарны, потому что порыв проходил и одной глупостью меньше было сделано. Сознание у них – комсомольское, а поступки шли иногда вразрез с сознанием. Дисциплина помогала согласовать поведение с сознанием. Андрей был руководителем этого процесса, они получали указания из его рук. Он должен был думать за всех, больше всех, правильнее всех.

Он впервые руководил самостоятельно таким крупным коллективом. Он уставал, нервничал, порою готов был отказаться от огромной ответственности. Но сейчас, бодрствуя один у костра, рядом со спящим гребцом (два человека на сотни километров безлюдной тайги!), он увидел целое, понял его как искусство воспитания, которому надо учиться без конца, и осознал, что именно от этого изнуряющего напряжения сил он получает наибольшее наслаждение. Он ждал Дину, но он мог обойтись и без нее. Он не был уверен даже, не помешает ли она ему. Его сегодняшнее счастье лишено женской любви, но зато так чисто, так мужественно, так интересно. Сумеет ли он совместить?.. Он вытащил из бумажника изящный листок с волнистыми строчками. Последнее, недавно полученное письмо. «Если два человека так стремятся друг к другу, ничто не может помешать им. Я приеду к тебе, любимый…» Он поцеловал эти строки. Тоска и желание поднимались волнами… Нет, он сможет все. И она сможет. Она будет с ним, не мешая, а помогая. Она поймет его. Когда сильно любишь, разве трудно понять любимого?

Круглов приехал в стойбище счастливый, отдохнувший, внутренне определившийся. Он бросил в дело накопившиеся освеженные силы. Иван Хайтанин помогал ему как мог. Помогали и комсомольцы. Но комсомольцы не были хозяевами. Старики охотно слушали Круглова, со всем соглашались, но ничего не хотели продавать. Андрею удалось после больших усилий закупить сено. Комсомольцы начали строить плоты, чтобы сплавом отправить сено на строительство. Но что – сено? Нужна была рыба, а хозяева не продавали ее и даже не соглашались заключить договоры на продажу рыбы осенью, после нерестового хода.

Андрей выбивался из сил, когда к нему пришел комсомолец Ходжеро. Он спрашивал про Кильту и Мооми. Он сам поедет на стройку, когда запасет для семьи рыбу. Его семья бедная, но она согласна заключить договор. Ходжеро объяснил:

– Наши люди думай, что рыба не будет. Наши люди говори: «Рыба не любит нефть. Стройка пачкает Амур, рыба уходи».

Кто пустил эту выдумку? Андрей без труда выяснил: сам Ходжеро не знает, что такое нефть и откуда она берется в воде. Чужие слова, страшные вдвойне потому, что непонятны. Круглов стал выяснять, какие русские люди, приезжие люди есть в стойбище. Ему указали жену Михайлова – «Интеграл». Сам Михайлов уехал весной и только раз приезжал на несколько дней. Андрей расспросил – кто такой Михайлов? Старичок, седой, тихий, разговорчивый. Острая догадка заставила Андрея спросить: как имя-отчество? Старик из тайги… разговоры… «нанайцы говорят про русских: русские плохие люди…» Мооми и Кильту думают иначе. Имя-отчество Михайлова было Иван Потапыч. Нет, не то… Встречались ли Мооми и Кильту со стариком? Он не помнил этого. Но старик снова ушел в тайгу вскоре после их приезда… Да, но старика зовут Семен Порфирьевич… Глупости!

Андрей побывал у жены Михайлова. Спокойная, домовитая женщина с седыми волосами. Она с интересом расспрашивала о стройке. Она звала Андрея «сынок»… И ее муж был в командировке. Приезжал начальник, послал его. Как зовут начальника? Она замялась… Нет, она не знает, сынок, она простая женщина, ее дело – постелить постель и накормить гостя, остальное – дело мужа.

Андрей сходил в соседнее стойбище к русскому охотнику Степану Парамонову. Парамонов? Это о нем говорила Мооми? Степан принял его любезно, много рассказывал про охоту, про повадки зверей и птиц. Продал Андрею волчью шкуру (Дина приедет, так обрадуется!).

– Я и сам волк, – сказал Степан. – Забрался в тайгу и не вылезаю.

– Неужели вы и на стройку не поглядели? – осторожно спросил Андрей.

– Далеко больно! – сказал Степан. – Вот когда построите, магазины откроете, тогда и поеду. А так – чего же? Интеграл снабжает, тайга кормит.

Он посмеялся над опасениями нанайцев по поводу рыбы:

– Дикий народ! Только сами себя пугают.

И обещал поговорить с ними. Но сам рыбы не продал. «Я ж не рыбачу. Я охотник да вот мастерю кое-что. Тем и живу».

Когда Андрей рассказал Ивану Хайтанин о своем разговоре со Степаном, Иван Хайтанин возмутился:

– Как не рыбачит? У Степана лучшая сеть в стойбище!

Но подтвердил, что Степан никуда не выезжал.