Мужество в наследство

В середине июля авиагруппа Тараненко перебазировалась в район Винницы.

Несмотря на нехватку самолетов, Пологову везло на боевые вылеты. Выпадали дни, когда ему приходилось по три, а то и по четыре раза покидать землю. Он чувствовал, что небо ему покорилось, стало родным. Павел все более обретал уверенность в своих силах. Совершенно свободно он мог по поведению самолета примерно определить скорость. На приборной доске его глаза не задерживались — достаточно было беглого взгляда. Слух улавливал малейшие колебания в шуме мотора. Основное внимание он уделял наблюдению за воздухом и землей.

Павел часто видел колонны отступающих частей Красной Армии и толпы беженцев. Это действовало угнетающе. В такие минуты он казался себе маленьким и бессильным. И каждый раз в душу закрадывалось мучительное беспокойство за судьбу родной земли, за судьбу Вали и сына. До сих пор ему ничего не было известно о них.

…Истребители снова готовились перебазироваться. На этот раз курс лежал на Умань, где авиагруппе предстояло влиться в новый полк…

Разгулявшийся к вечеру ветер принес удушливый запах гари и жженой резины. Серые сумерки, быстро сгущаясь, окутывали аэродром. Где-то на юго-западе шел бой: не смолкали глухие орудийные раскаты, вспыхивали далекие зарницы.

Неожиданно на аэродроме услышали тарахтение автомашин, доносившееся с большака, примерно в километре от летного поля. Тараненко послал шофера узнать, в чем дело.

В ту же минуту из лесосеки, гремя снаряжением, выбежали разрозненной вереницей красноармейцы. Они пересекали аэродром по направлению к тракту.

— Что случилось? — крикнул Пологов.

— К Виннице прорвались танки! — запыхавшись, ответил кто-то.

— Наши отступают! — выпалил возвратившийся шофер. — Надо сматываться, пока не поздно.

— Отставить панику! Все остаются на местах! Объявляю готовность номер один! — скомандовал Тараненко.

Началась торопливая подготовка к перелету. Около командирского самолета, основательно изрешеченного в последнем бою, возились техники и мотористы: никак не могли наладить зажигание. При запуске двигатель не подавал признаков жизни. Старший техник еще днем доказывал капитану, что машину надо разобрать на запасные части, но тот распорядился во что бы то ни стало ее восстановить.

— И без того не на чем летать, — отрубил он.

Медленно тянулись минуты. Нервы были взвинчены до предела. Однако прошел час, другой, и отдаленный гул боя стих.

До полуночи никаких дополнительных сведений о немецких танках не поступило. Очевидно, они двигались где-то стороной.

С молчаливого согласия командира летчики вылезли из кабин, размяли уставшие ноги и, покуривая, расположились под плоскостями.

— Вроде пронесло, — подошел к Пологову Тараненко. — Полетим часа в три. В это время земля уже просматривается.

Павел спросил, готова ли машина.

— Левченко обещает отладить к утру, — капитан выдержал паузу. — Тебе придется остаться: я полечу на твоей машине. Сам понимаешь, почему оставляю именно тебя. Другого выхода нет.

Пологов передал свой И-16 командиру и пошел помогать Левченко.

Когда на востоке высветилась узкая полоска горизонта, Тараненко скомандовал:

— По местам!

На разные голоса взревели моторы, и сплошной гул огласил окрестности.

Самолеты вырулили на старт. Тараненко помахал Павлу рукой и закрыл фонарь кабины.

Пологов, Левченко, моторист и шофер молча проводили глазами взлетающие самолеты. Едва те скрылись из виду, аэродром покинули и технические службы. За ними потянулись бензозаправщики и грузовик с боеприпасами.

И снова над полем повисла тишина. Павел поторапливал Левченко, а тот, копаясь в моторе, что-то недовольно ворчал. Минут через десять моторист, крутанув лопасть, отбежал в сторону. Двигатель заработал. Вращающиеся лопасти пропеллера постепенно теряли свои очертания и сливались в прозрачный диск.

Придирчиво прислушиваясь к ровному урчанию мотора, Пологов вывел машину на старт. Упругий ветер от винта пригибал траву к земле. Самолет слегка качнулся и покатился по полю, набирая скорость. Взяв разбег, он плавно оторвался от взлетной полосы.

Как условились с Левченко, Павел должен был сделать несколько кругов и, если двигатель будет работать нормально, подать сигнал. Но, торопясь наверстать упущенное время, Пологов на втором заходе качнул крыльями и взял курс на юго-восток.

Высота тысяча метров. Здесь уже совсем светло.

«А кто-то из нас завтра, может быть, не увидит восхода солнца. Война есть война», — с грустью подумал Павел.

Сверху земля походила на гигантский макет: темно-зеленые массивы, рассеченные желтыми пятнами полей; сверкающая полоска реки и вдоль нее — аккуратные, почти игрушечные кубики домов. Совсем мирная картина. Но тут же Пологов заметил на серой дороге три перевернутых грузовика. Это — уже война. Она не оставляет следов в небе. Даже после самого ожесточенного воздушного боя пороховой дым вскоре рассеивается. А сбитые самолеты огненными свечами врезаются в землю, оставляя на ней рубцы и шрамы.