Самое важное из того, что я узнал о Скотте, это что он потрясающий человек. Само собой, он тоже угодил в те ловушки, в которых оказались мы все в юные годы, и позже научился обходить их. Но пока мы оба по-своему менялись за эти десятилетия, те основные элементы, что сделали нас друзьями, связывают нас и по сей день. Я по-прежнему считаю Скотта одним из самых близких и дорогих друзей. То, что мы пережили друзьями по отдельности и вместе, воодушевило нас и сделало нас теми, кто мы есть сегодня.
Он сообразительный, веселый, забавный, по-нежному саркастичный, преданный, очаровательный человек, и он отличный комбинатор, в самом хорошем смысле этого слова. Он гибкий, прекрасный музыкант с отличным чутьем, он человек достатка и вкуса. Кроме того, он обаятельный, у него яркое воображение, он естественный лидер, и у него есть темная сторона, которой я восхищаюсь. Он отлично выглядит на всех этих телешоу. Вдобавок он обладает потрясающей способностью откапывать халяву, он превосходный игрок в покер, что-то вроде медиа-блудника, он всегда серьезен по части еды и напитков. Я считаю Скотта мечтателем, почетным жителем Сан-Франциско, бойцом, когда это нужно, отличным риффовым гитаристом и поклонником Fernet-Branca (как и я), замечательным отцом и мужем, любителем ужастиков (как и я) и всеобщим воспевателем искусства и жизни, с чувством понимания Нью-Йорка, которое никогда не угасало, даже притом, что он прожил на Западном Побережье двадцать с лишним лет.
Он мой братан.
За этого парня я готов схлопотать пулю. Наверное, даже не одну… Это история, написанная самим «Мужиком».
ПРОЛОГ
Будь я трезв — всего этого могло и не быть. Но я был так же пьян, как и на свое восемнадцатилетние. В тот день я опрокинул столько стаканов водки Попов и апельсинового сока, что сбился со счета. Лучше просто сказать, что мой рассудок был безнадежно обдолбан. Я был фэном Нью-Йорк Янкиз с 11 лет. Батя отвел меня на первую игру в 1972-ом, и я постоянно следил за этой командой, даже когда они лажали. Так что когда мне выпал шанс попасть в парк, где у них проходили весенние сборы, Ледженс Филд в Тампе, Флорида, и забрать фирменный круг в качестве сувенира — перед таким сильным искушением я просто не мог устоять.
Я прилетел в Тампу 18 августа 1997-го, на гитарное шоу в Сороубред Мьюзик. Между выступлениями было полно времени, и я реально нажрался с Закком Уайлдом, а потом затусил со своим друганом Эдом, который приютил меня, пока я был во Флориде. Он был трезв, и я был с ним, моей подругой Анжелой и ее сестрой Хизер — их обеих я знал еще с конца 80-х. Они были единственными девушками, которые тогда ходили на шоу Anthrax. В два часа ночи мы проезжали стадион, и я заорал: «О, Боже, Ледженс Филд! Я прочел в газете, что здесь находится памятник Турману Мансону. Это же мой самый любимый игрок Янкиз!»
На светофоре горел красный, мы стояли, и я начал по тихой вылезать из тачки. «Эй, стой» — заорал мой кореш Эд. «Мы приедем завтра, когда он будет открыт для посещения. Поедем гулять, и ты сможешь его заценить».
В своей движимой эгоизмом дымке, которая и не думала проходить, я видел памятник из окна. Если бы он умел говорить, он бы назвал мое имя и пригласил меня к себе. Эд знал, что я был пьян в умат, поэтому он у себя нажал кнопку блокировки, которая заблокировала все двери в машине. Возможно с его стороны это и был хороший ход, но для меня ответа «нет» не существовало. Когда я был ребенком, и мама говорила, что мне запрещено то или другое, я или делал по-своему, или просто игнорировал ее. Когда все лейблы на планете в один голос заявили, что Anthrax — нерентабельная группа, я послал их на хуй. Когда все говорили, что группе пришел конец, потому что гранж и альтернативный рок убили метал, мы нашли способ выстоять. Слово «нет» отсутствовало в моем словарном запасе, поэтому подростком я заслужил прозвище Скотт «Нет» Иэн.
На обратном пути с Ледженс Филд я прикидывал, как бы мне вернуться на стадион, чтобы заценить памятник. Я решил, что когда приедем к Эду, мы попросим Хизер отвести нас обратно в парк. Она тоже не пила, но была более склонной к авантюрам, чем Эд.
Когда мы приехали к Эду, было далеко за 2:30 утра, и он сразу пошел спать. Я убедил Хизер, которая все равно ничего не делала, отвести нас в Ледженс Филд без ведома Эда. Она видела, как сильно я хотел ехать, поэтому согласилась нас отвести. Она припарковала машину у забора за стадионом и осталась внутри, а тем временем мы с Анжелой перелезли через ворота и ступили на землю. Я пошел прямо к памятнику. Он купался в серебряном лунном свете, придававшем Мансону лик божества. Теперь у него была частная аудиенция и он выглядел гораздо круче, чем выглядел бы днем при обычном свете с кучкой вытаращивших глаза туристов с камерами. Я был уверен, что Мансон почел бы за честь, что один из его самых преданных фэнов лез из кожи вон, чтобы разделить такое личное мгновение со своим героем и другом. Разумеется, я был пьян. Я сделал несколько фото, потом убедил Анжелу пойти со мной, чтобы заценить стадион.