Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник)

Спасая своего друга, Распутин писал самому Макарию: «Миленький, отче! Твое письмо я отослал в Крым и черновик телеграммы обер-прокурору: ведь беды на нас – горе им, а не нам, пойми, не здесь дух, а мы там идем».

Обер-прокурору Саблеру: «Миленький! Премудрость: Снизойди Гневушину поменее наказания; для него смерть. Новый!»

Вырубовой в Ливадию: «Беды на праведниках; помогите ему, труженик для войск. Целую вас. Пишите все, читать есть кому».

Царю Николаю и царице Александре: «Папа мои миленькаи и мама! О как многое множество жалоб на Макария. А что бесам надо. Все на наших друзей идут. А вы не строго поступайте. Надо его ласкать, он сделал много, на него клевещут жиды. Защита ему нужна. Видел его. Жалко. Вам вот пишу я. Да. Григорий».

Вскоре после этого Макарий получил сан епископа.

12. В великих муках родился в России в освободительные годы (1904–1907) вопрос о созыве церковного собора… Об этом долго говорили, много писали, совещались, устраивали предсоборные присутствия, но ничего не вышло, «воз и ныне там», собора нет, и, по всей вероятности, не скоро он будет…

И все это потому, что «блаженный старец» не хочет собора; он мне лично говорил: «и без собора хорошо; есть Божий помазанник и довольно; Бог его сердцем управляет, какой же еще нужно собор».

А другу своему Даманскому, когда слухи о созыве собора обострились, он так телеграфировал 5 марта 1912 года: «Неужели, миленький собор? Ах! не доросли». (Дневники Лохтиной.)

Да! Не доросли! Вот и все! Возраст русской церкви будет совершенным только после смерти «старца». А сейчас она не доросла, потому что не может понимать и даже отвергает «подвиги» «великого праведника». Можно утверждать, что собор будет созван только после смерти «блаженного» или же после его «падения».

13. Гораздо более приведенных случаев государственная и церковная сила Распутина сказалась на фактах двукратного возвращения меня в Царицын.

Здесь Григорий проявил себя не только русским царем, но и патриархом. Проявил с такою силою, что даже самого царя сделал в руках своих игрушкою, а на Синод и на Совет Министров прямо плевал.

Думаю, что читатель хорошо помнит, как я, гонимый Столыпиным и послушным ему Синодом за обличительные проповеди из Царицына в Минск, встретился в Великую Субботу, в покоях епископа Феофана, с «блаженным и великим прозорливцем», и как Григорий, ища моей дружбы, предложил мне свое благодеяние – возвратить меня в Царицын.

Не зная в то время Распутина и не будучи предупрежден о нем Феофаном, который тогда уже ведал «подвиги «старца», я принял «добро» из рук рокового для меня, и думаю, что для всей России, человека…

На второй день Пасхи я получил через О. В. Лохтину письмо из Царского от А. А. Вырубовой. Она писала мне: «По благословению о. Григория, мама примет вас завтра в 9 часов вечера у меня в квартире, на Церковной улице № 2. Отъезжайте из Петербурга в Царское с поездом в 8,5 часов. Анна».

Действительно, на следующий день я виделся с императрицей в указанном месте и беседовал с ней 50 минут. Ждали царя и Григория, но они почему-то не приехали.

Александра взяла с меня подписку, что я не буду обличать правительство. Я дал эту подписку, как и всякую другую дал бы в то время, лишь бы только возвратиться в Царицын.

На другой день после приема Григорий мне говорил: «Вот, дружок, о тебе с царем говорил. Я ему: «Возврати Илиодорушку в Царицын!» – А он мне: «Как же это сделать, Григорий?! Ведь я уже два раза подписался на докладах Столыпина, чтобы Илиодора удалить из Царицына в Минск. Если я отменю свое решение, то тогда что же про меня скажут министры, Синод и Россия?» – А я ему и выпалил: «Ты – царь? – Да?» – «Да!» – говорит. «Ну, так будь всегда царем. Ты как подписывался на докладах?» – «Вот как: слева направо!» – «Да! Так теперь распишись справа налево! Отмени свое слово и только! Вот тогда ты настоящий царь, умеющий владеть собою, и плюешь на всех!» И папа послушался; сказал: «Сделаю, но только это в последний раз; пусть Илиодор знает и не трогает мое правительство и моих министров!»

Так посоветовал Григорий.

В тот же день я говорил по телефону с обер-прокурором С. М. Лукьяновым.

– Вы скоро уедете из Петербурга? – спрашивал Лукьянов.

– Через два дня!

– Конечно, в Минск?

– Нет, в Саратов!

– Как так? В Минск вам нужно ехать!

Вместо ответа я повесил трубку и уехал в Саратов.

В Саратове получил от Вырубовой телеграмму: «Дело двигается. Анна».

Через двадцать дней получил от Синода указ о возвращении меня обратно в Царицын. В указе была приведена такая резолюция царя: «Разрешаю иеромонаху Илиодору возвратиться в Царицын на испытание, и в последний раз. Николай».

Чувством благодарности к сильному благодетелю – Г. Е. Распутину-Новых в душе моей не было предела.

Жизнь вошла в обычную колею и пошла обычным порядком. Я, забыв о данной подписке не обличать правительство и министров, по-прежнему нападал на них за корыстолюбие, за неправду, за нечестность, за неисполнение требований православной религии.