Мужики

— А вы меня не обманываете? — усомнилась Ганка, не смея верить.

— Войт вам говорит, значит верьте! Мне в волости сказали…

— Ну, и хорошо, что вернется, давно пора! — промолвила она холодно, как будто совсем не радуясь. Войт помолчал и заговорил самым дружеским тоном:

— Нехорошо вы поступили с Ягусей! Она уже на вас жалобу подала, вас могут осудить за самоуправство и насилие. Вы не имели права ее трогать, она в своем доме жила! Ладно будет, если Антек вернется, а вас посадят! Как друг вам советую: уладьте вы с ней это дело! Я уж постараюсь, чтобы они жалобу взяли из суда, но обиду вы сами должны загладить.

Ганка выпрямилась и сказала резко:

— Вы за кого же заступаетесь: за обиженную или за свою полюбовницу?

Войт так стегнул лошадей, что они рванулись с места и понеслись вскачь.

IV

Все эти тяжелые переживания не давали Ганке уснуть ночью, к тому же ей беспрестанно чудились чьи-то шаги то у плетня на улице, то даже как будто у самой хаты. Она прислушивалась с бьющимся сердцем, но весь дом крепко спал, даже дети не капризничали. Ночь была глухая, хотя и светлая, звезды заглядывали в окна, шумели по временам деревья под ветром, который дул с самой полуночи, налетая порывами.

В комнате было душно, жарко, скверно пахло от ночевавших под кроватью утят, но Ганке лень было встать и открыть окно. Сон не приходил, жарко было от перины, подушки жгли, как раскаленное железо, и она ворочалась с боку на бок. Беспокойство все росло, и самые разнообразные мысли сновали у нее в голове. Она то обливалась горячим потом, то вся дрожала и, наконец, не в силах побороть страх, вскочила с кровати и босиком, в одной рубахе, схватив топор, подвернувшийся под руку, вышла во двор.

Двери всех хлевов были раскрыты настежь, везде царило глубокое безмолвие сна. Слышно было только, как храпел Петрик, растянувшись у конюшни, как лошади с хрустом жевали сено и побрякивали уздечками. Непривязанные на ночь коровы разбрелись по двору. Они лежали, жуя жвачку, и, поднимая тяжелые головы, вперяли в Ганку большие, черные, таинственные зрачки.

Ганка вернулась в комнату. Опять лежала с открытыми глазами и тревожно прислушивалась. В иные минуты она готова была голову дать на отсечение, что ясно слышит какие-то голоса и отдаленные шаги.

"Может быть, это в какой-нибудь хате не спят и разговаривают", — пыталась она убедить себя. Но, как только начали сереть окна, встала и, набросив на плечи тулуп Антека, вышла.

На крыльце аист Витека спал, стоя на одной ноге и спрятав голову под крыло. Во дворе белели стайки гусей.

Уже верхушки деревьев выступали из мрака, часто капала с них роса, шумя по листьям и травам. Тянуло бодрящим холодком.

Синеватый туман окутывал поля, кое-где из него выступали деревья, как высокие столбы густого черного дыма.

Мутно белело озеро, похожее на громадный глаз, затянутый бельмом, и ряды ольх шептались над ним тихо и тревожно, потому что вокруг все еще спало, погруженное в серую непроглядную мглу и тишину.

Ганка села на завалинке и, прислонясь к стене, незаметно для себя задремала. Очнулась она только через добрых полчаса, когда мрак уже совсем поредел и на востоке далеким заревом разгоралась алая заря.

"Если они с Рохом вышли ночью, так того и гляди должны прийти", — думала она, поглядывая на дорогу. Короткий сон так подкрепил ее, что она уже не ложилась больше и, чтобы не скучно было дожидаться солнца, собрала детское белье и пошла на озеро стирать.

Светало быстро, скоро закричал первый петух, за ним и другие, хлопая крыльями, начали перекликаться на всю деревню. Потом запели жаворонки. Из сумрака, стлавшегося еще низко над землей, понемногу выступали белые стены, плетни и пустые дороги.

Ганка усердно стирала. Вдруг неподалеку послышались тихие шаги. Она застыла на месте, притаилась, как испуганный кролик, внимательно оглядываясь по сторонам. Какая-то тень выскользнула со двора Бальцерков и крадучись прошмыгнула под деревьями.

"Наверное, от Марыси, но кто?" — размышляла Ганка, не успев разглядеть человека, — он исчез внезапно, как сквозь землю провалился. "Такая красавица, так кичится своей красотой, а пускает к себе ночью парней! Кто бы подумал!"

Вдруг она заметила еще одну фигуру — это с другого конца деревни пробирался куда-то работник мельника.

"Должно быть, из корчмы, от Магды! Как волки, бродят по ночам! Что делается, Господи!" — вздохнула Ганка, но и ее неожиданно охватила какая-то истома. Она несколько раз блаженно потянулась… Впрочем, холодная вода быстро отрезвила ее, и она запела тихим, заунывным голосом:

Как встанут утренние зори…

Песня летела низко по росе, растворяясь в розовом сиянии утра.

В деревне уже открывались окна, стучали деревянные башмаки, слышались голоса.

Ганка развесила на плетне выстиранное белье и побежала будить своих. Но они так разоспались, что если и поднималась чья-нибудь голова, она тотчас падала опять на подушку.

Ганка не на шутку разозлилась, когда Петрик крикнул ей:

— Рано еще, ну вас! До солнца буду спать! — и не тронулся с места.

Дети хныкали, а Юзька жалобно просила: