Мужики и бабы

Варя опять залилась смехом, запрокидывая голову, а Мария, вся красная, заерзала на стуле.

– Поймите, Настасья Павловна, страна вступила на путь индустриализации. Нужны средства, колоссальные усилия всего народа. Каждая копейка должна быть на счету.

– Ну да, конечно… Золото с церквей сняли, драгоценности отвезли… А теперь усилия. Да кто ж против усилий? Речь идет о том, чтобы эти усилия распределять равномерно в обществе. Почему какой-нибудь там Орехов или Потапов должны отдать за бесценок сэкономленный хлеб? Вы же от своего жалования не отказываетесь во имя индустриализации, – Настасья Павловна тоже раскраснелась.

– Но я подписалась на заем!

– И они подписались…

– Ну хватит вам! – хлопнула Варя ручкой по столу. – Вон как обе распалились. Еще не хватает поругаться из-за пустяков.

– Это не пустяки, – сказала Мария.

– Согласна, согласна, – закивала Варя. – Но за чаем все-таки принято не политикой заниматься. Мы с тобой не виделись целую вечность… Подружка, называется… Приехала, подняла человека с постели ни свет ни заря – и развела канитель про усилия. Ты свои усилия напрягай знаешь где?..

– Я не пойму… Ты что, моим приездом недовольна? – перебила ее Мария.

– Ну, Манечка, милая, не будь букой, не сердись! – Варя прильнула к ней и сказала на ухо: – А мы с Колей помирились.

– С Бабосовым? Он был у тебя?

– Был, Маня, был… У-ух! – Варя зажмурилась и головой потрясла.

– Почти неделю здесь куролесили, – сказала Настасья Павловна. Минутное возбуждение сошло с нее, как с гуся вода, она сидела опять покойной и удоволенной.

– Мы с ним пожениться хотим, – доверительно шепнула Варя.

– В который раз? – усмехнулась Мария.

– Злюка, злюка! А я вот, пожалуй, возьму и не скажу тебе…

– Что еще за секрет?

– Этот секрет пол-Гордеева знает, – усмехнулась Настасья Павловна. – В Степанове собирается, к Бабосову.

– Ты к Бабосову? Насовсем?

– Ну не так чтоб насовсем… Пожить, приглядеться. Его в Степановскую десятилетку перевели. Да! – она хлопнула Марию по коленке. – И Успенский там же. Поселились они временно в бывших ремесленных мастерских. Школу приводят в порядок, получают имущество.

– Я слыхала, – сдержанно сказала Мария.

– Говорят, ты с Успенским того? – Варя пошевелила пальчиками.

– Перестань, глупости! – Мария снова пунцово зарделась.

– Ой, батюшки мои! – всплеснула руками Настасья Павловна. – Я ж совсем позабыла – у меня курица посажена на гнездо и корзинкой накрыта. – Она поспешно встала и ушла на двор.

– Ты надолго сюда? – спросила Варя.

– До понедельника.

– А ты бы смогла вернуться в Тиханово по Степановской дороге?

– Можно…

– Знаешь, что я надумала? Давай поедем завтра вечером. В Степанове заночуем. А утром двинешься в Тиханово. Там пустяки.

– Надо подумать…

– Манечка, милая, это ж такой момент. Представляешь, соберемся вместе! Я, ты, Коля, Дмитрий Иванович… Что будет! Что будет!

– У меня ж еще дела.

– Ах, их до смерти не переделаешь. Поедем! Маня, учти, второй молодости не бывает. Это врут про нее.

– Я ж не одна… Со мной этот балбес… Кстати, сколько времени? – глянула на часы. – Ого! Уже десятый час. Где он там запропастился? Пора бы уже и делом заняться.

Но вместо Сенечки появился председатель сельсовета Акимов Евдоким – квадратный широколицый мужик в черном пиджаке и флотской тельняшке.

– Вот, оказывается, кто к нам припожаловал, – гудел он, подминая скрипучие ступени. – Здравствуйте, Мария Васильевна! Рады вас видеть, – протягивал он свои короткие толстые ладони с затейливой татуировкой.

Появилась Настасья Павловна.

– К столу, пожалуйста, Евдоким Федосеич.

– Премного благодарны, Настасья Павловна. Я уже отчаевничал. – Акимов галантно обошел всех дам и притронулся своей корявой ладонью к мягким ручкам.

Сел, обращаясь к Обуховой:

– Вы по делу к нам или в гости?

– По делу, и лично к вам. Только было собралась идти.

– Вон как! А вы, случаем, не на пару приехали?

– Да. Со мной тут Зенин, секретарь Тихановской ячейки. Вы его видели?

Акимов усмехнулся и смущенно крутнул белесой головой:

– Не знаю, как и сказать, – поглядел на пол, потом спросил: – Вы знаете, где он?

– Где? – Мария почуяла что-то недоброе.

– В избе-читальне лотерею устроил.

– Какую лотерею?

– Гармонь продает… Разыгрывает то есть.

Вся застолица грохнула затяжным смехом, а Мария покрылась красными пятнами:

– Вы это серьезно?

– Да какие там шутки. Заходит ко мне участковый агроном и говорит: «Эй, ты, власть! Ты чего это цирковой балаган устроил в избе-читальне?» Какой балаган, спрашиваю. Форменный, говорит. Приехал из Тиханова какой-то тип, сперва по домам шастал, как поп, потом собрал ребят в избу-читальню и гармонь там разыгрывает. Я туда бежать. Разгоню, думаю, паршивцев. Влетаю – мне избач навстречу. Евдоким Федосеевич, говорит, не гневайся. Это уполномоченный из райкома. Кто его знает? Может, у него, говорит, форма агитации такая. Он, мол, приехал с Марией Васильевной Обуховой. Она сидит у Кашириной. Сходи, узнай – в чем дело.

– Боже мой, какой позор! – Мария встала. – Надо немедленно идти туда, остановить его.