- Шесть лавочников. Молзаводчики. Шерстобитчик Фрол Романов. Колбасник. Калашники. Трактирщик и Скобликов.
- А чего Скобликова обкладывать? За то, что ободья гнет своими руками? За это?
- Ну, ты сам знаешь за что... Все-таки из бывших.
- Н-да, жаль Скобликова.
- Ему все равно этой кутерьмы не миновать. Месяц раньше, месяц позже. Какая разница?
- Помногу обкладывают?
- Кого по пятьсот рублей, а кого и на тыщу.
- Да-а...
- Ну, это еще по-божески. Вон в Тимофеевке Костылина на полторы тыщи обложили. И то, говорят, платит.
- У того лавка богатая... Мастерские.
- Я ведь тебя предупредить пришел...
- О чем? - резко вскинул голову Андрей Иванович.
- Кроме этих обложений, будут излишки начислять по сену. Это пойдет по списку середняков. И такой список тоже составляется.
- Постой, излишки начисляем мы, комсод и сельсовет... Вы не имеете права.
- Зенин говорит - будто бедноте передают такое право.
- По скольку же начисляют сена?
- Кому по тридцать пудов, кому по сорок. А тебе сто пятьдесят пудов записали.
- Кто записал? На каком основании?
- Говорю тебе, пока это прикидывают лишь в узком кругу. Основание нашли. Зинка от вас ушла? Ушла. Вот она и сделает заявление на активе свой пай по сену отдает государству. За твой счет, конечно. И с тебя его вычтут, будь спокоен.
- Да разве ж на ее паю столько накосишь? Это ж четверть всего сена! Они что, обалдели? - взорвался Андрей Иванович.
- Тише, ты не на собрании. В своем они уме или нет, я их не проверял.
- А Якуша был там... на этом самом вашем узком кругу?
- Был.
- Он что, тоже согласен?
- Говорит, раз член семьи за - у него возражений нет.
- Друг называется... Ну, погоди же! Не на того напали.
- Смотри, меня не выдавай. А то сам знаешь - по головке за такое не погладят.
- Ну, ну, давайте, старайтесь... Мать вашу...
- Ты чего на меня-то?
Андрей Иванович обернулся к нему, недовольно запыхтел:
- А ты что скажешь там, на активе?
- Что я скажу? Моя сказка ничего не изменит. А все ж таки хоть и двоюродным, но братом тебе довожусь. Сам понимаешь, как на это смотрят. Если Зенин выступит, да еще от имени жены потребует сена, то его могут поддержать. Так что учти. Свяжитесь как-нибудь с Зинкой, уговорите ее.
- Ну что ж, спасибо на добром слове. Но эта вошь на мне зубы поломает. - Андрей Иванович кинул окурок и растер его сапогом.
Проводив Ванятку, поднялся в летнюю избу хмурый и злой.
За столом сидел Федька.
- А ты чего тут сидишь? - спросил Андрей Иванович.
- Воды принес, - кивнул тот на поставку, стоявшую на столе. - Как наказывали - из-под трех шумов! Сперва зачерпнул возле плотины синельщика, потом на перепаде в Пасмурке, за Выселками, а за третьим шумом аж на Сосновку бегал.
Не слушая его, Андрей Иванович прошел в горницу и остановился на пороге: в переднем углу горела лампада, перед иконами, упав на колени, горой громоздилась Царица, наговаривала воду, налитую в обливную чашку.
- Стану я, раба божия Аграфена, благословясь, перекрестясь, пойду из дверей в двери, из ворот в ворота в восточную сторону, в восточной стороне есть окиян-море, на том окиян-море есть остров, на острове том есть святая православная церковь; в церкви той стоит стол-престол, на престоле том стоит божья матерь. Подойду я, раба божия Аграфена, поближе, поклонюсь пониже; поклонюсь, помолюсь, попрошу ее милости: сними с раба божия Сережи все скорби и болезни, уроки и призорья...
И вдруг этот торопливый бубнящий говорок оборвал детский сухой голос:
- Пить, баба! Пить...
Андрей Иванович почувствовал, как мягкая теплая волна хлынула из груди и застряла, забилась где-то в горле.
Он торопливо вышел в сени, сбежал по ступенькам скрипучего крыльца на подворье и, запрокинув лицо в темное наволочное небо, уловил холодные крапинки бесшумного дождя.
- Этот надолго зарядит... обложной, - вслух подумал Андрей Иванович и, вытащив из-под лапаса скатанный брезент, начал накрывать им телегу, на которой лежало вязанки две примятого свежего сена, только что привезенного из лугов.
15
В конце июля перед жатвой в кабинете секретаря райкома собралось бюро в узком составе. Председательствовал сам Поспелов, протокол записывал завотделом агитации Паринов, хмурый неразговорчивый человек с отечным лицом и высокими залысинами. Кроме них за торцовым столом уселись еще трое: Возвышаев, Озимов и Тяпин.
Приглашенные на бюро остались в приемной, ждали поочередного вызова.
Для отчета вызвали двух председателей сельских Советов - Тихановского и Гордеевского. Первым слушали Кречева.