Мужики и бабы

- А что ж вы хотите? На миру старались.

- Обчество, одним словом.

- А Степка мой... Вот дурень! Залез на печь, и ни в какую. Я ему говорю - слезай! Сгоришь, дурак... А он - пошли вы к эдакой матери, - радостно докладывал всем Кукурай. - Мы его впятером... Пять мужиков ташшили с печки. Так и не стронули с места.

- Дык он, эта, Кукурай... Ты, чай, не заметил. Он хреном в потолок уперся, - сказал Биняк, и все загрохотали, зашлись до посинения.

А Чухонин еще добавил:

- В другой раз упрется - пилу прихвати и подпиливай...

От Степки-дурака перекинулись на Кречева.

- Эй, мужики! А ведь изба-то от трения возгорелась. Пашка Кречев с Соней искры высекали.

- Гы-гы-к!

- Поглядите, там на погори - секира его не валяется?

- Поди, обуглила-ась.

- Дураки! Она у него кремневая!

- Да нет... Это у нее лахманка загорелась...

- Вот дык поддал жару...

- Ах-гах-гах!..

- Хи-хи-ху-ху! Хи-хи-ху-ху...

- Соню попытайте, Соню. У нее, поди, зарубки остались.

- Тьфу, срамники окаянные! У человека горе, а они как жеребцы ржут.

- А где она? Уж не сгорела ли?

- Говорят, у Ивана Евсева.

- Там одни девочки. А Сони нетути.

Соня ушла... В разгар пожарной суматохи, когда все бегали и кричали, забрасывали снегом горящие бревна, она отошла в сторону и долго, тупо смотрела, как обнажались в яростном белом пламени из-под летучей красной соломы черные стропильные ноги и как они вспыхивали, потом со всех сторон сразу опоясывались проворными потоками змеистого огня и проваливались вниз, легко изгибаясь, как обтаявшие свечи; как наливалась изба внутри сперва черным дымом, оседавшим книзу, потом он клокотал и белел, словно кто-то сильно перемешивал его, взбивал невидимым огромным ковшом, и наконец засветился красными вспышками и потек - заструился кверху широкими рукавами в разбитые окна. Потом как-то разом упали остатки крыши, потолок не выдержал, ухнул вниз, вздымая в небо огромный шар суматошных и быстро гаснущих светлячков. Ее никто не примечал, никто ни о чем не спрашивал, не подходил, будто изба эта не имела к ней никакого отношения. Она вышла на дорогу и ушла в Сергачево к матери.

Братья Бородины поспели на пожар к шапочному разбору - жили далеко и не сразу сообразили, что горит и где; узнав от Ванятки, как вытаскивали из окна Соню вместе с Кречевым, только отплевывались да матерились. Девочек разобрали по себе, а ее даже искать не стали.

Целый день гуляла по Тиханову развеселая молва про жаркую любовь председателя, от которой дом загорелся. А после обеда председатель РИКа Возвышаев зашел к секретарю райкома Поспелову.

- Придется отстранять председателя Тихановского сельсовета, - сказал Возвышаев.

- Почему?

- Застали по пожару в чужой постели.

- А где взять нового?

- Назначим из двадцатипятитысячников.

- Нам присылает Рязань всего десять человек. А мы создаем пятьдесят шесть колхозов. Эти председатели позарез нужны. Надо ковать их, и притом срочно, а ты готовых хочешь разбазарить.

- Я ж говорю - в чужой постели его застукали...

- Ну и что? Подумаешь... Мужик холостой. Ну просчитался. Ничего особенного. Злее будет. Пусть искупит свою вину на сплошной коллективизации, - решил Поспелов.

А вечером у себя дома пришедшему в гости Озимову жаловался:

- Слушай, этот Возвышаев с ума сходит - каждый день бегает ко мне с новыми проектами - кого снять, кого посадить. Сегодня требовал снять председателя сельсовета Кречева. А в чем дело, спрашиваю. У бабы, говорит, застукали. Эх ты, монах в синих штанах, думаю. То-то и беда, что тебя даже бабы стороной обходят. Потом, говорит, давай арестуем всю бригаду строителей, которые в фойе Сталину глаз прикнопили. Зачем же всю бригаду? Арестуйте обойщиков - виноватых, говорю. Кстати, откуда эти обойщики?

- Из Гордеева.

- Взяли их?

- Ашихмин вызвал гепеушника из Пугасова и двух стрелков из железнодорожной охраны. Они их и возьмут. Нам такое дело не доверяется.

- Тоже подкинули нам работенку... Вот мерзавцы. Это ж надо - прямо в глаз угодили. Весь клуб, говорят, потешался. Дураки. Чему веселятся...

- Это они всенародную любовь выражают, - мрачно сострил Озимов.

- Ашихмин предложил осудить как выходку классового врага. По селам собрания провести. Я согласился. Кабы в газету не прописали. А то и нам по шее надают.

- Не бойся. Эти щелкоперы не дураки. В газетах - курс на всенародную любовь к вождю мирового пролетариата. А ежели какой дурак и сунется с заметкой насчет проколотого глаза, так ему самому глаз вырвут. - Озимов был явно не в духе, тяжело вздыхал, задумывался, терял нить разговора.

Он получил под Новый год письмо от родственников из Пронского района. Писали, что дяде Ермолаю принесли твердое задание. Тот отказался платить, и его посадили. Просили заступиться. А что он может? И кто его послушает?