Мужики и бабы

- Ты не обижайся, как девица красная. Я про дело говорю. Ленин требовал создания кооперации в общегосударственном масштабе. И называл это целой эпохой. А это значит - пора покончить с административным командованием. Главной задачей Ленин ставил, чтобы перейти ко всеобщей кооперации, полной переделке нашего аппарата, который никуда не годится и перенят нами от прежней эпохи. Вторая задача - культурная работа для крестьянства или экономическая цель, которая преследует создание именно кооперации, и больше ничего. И при кооперации были и колхозы, и коммуны, и ТОЗы - но все они были самостоятельными. Сами распоряжались своим делом через торговлю и продналог. Вот эту торговлю и продналог вы и хотите упразднить, ввести продразверстку, а там командовать, как при военном коммунизме. Вот в чем смысл всей затеи.

- Передовые идеи нашего времени требуют большей централизации и, прости за откровенность, ликвидации элементов капитализма.

- Я чую, кому ты подъелдыкиваешь, нападая на так называемые остатки форм капиталистического производства, то есть кооперацию. Вернулась мода третировать кооперацию, как в двадцатом году; она, мол, с капитализмом нас мирит. А мы не хотим. Мы-де передовее Ленина. Эти леваки всегда были "передовее" Ленина, по их собственной самоуверенности, только с голым задом оставались. А теперь и ты туда попер. Так хоть не ломай комедию! Видите ли, теория у них теперь передовая. Знаем мы эту теорию - по продразверстке соскучились. Испугались переделки аппарата; боитесь, как бы вас не заставили работать, а вы привыкли командовать.

- В таком тоне я спорить не буду, - обиделся Поспелов.

- Не хочешь - не надо. Тогда давай пить!

Озимое пил водку не глотая, - в широко раскрытый зев опрокидывал стопку и коротко выдыхал. Его крутая шея и бритая голова наливались кровью, он заметно хмелел и становился все мрачнее.

- Я ведь чего тебе про эту продразверстку гудел... Меня ж после ранения списали в продотряд в двадцатом году. У-ух, нагляделся я на мужицкие слезы и наслушался бабьих воплей. Пришел в губком - переведите, говорю, в милицию. Не могу я с бабами воевать. Лучше за преступником гоняться стану. Уважили... Вроде бы душой отошел с той поры. И вот тебе - опять заставляют мужиков трясти.

- Будь философом, Федор. Смотри на жизнь проще. История не стоит на месте. У нее бывают приливы и отливы. Один период сменяется другим. Какой бы ни был бурный водоворот, пройдет. Все успокоится и станет на свои места.

- Эх, Мелех! Тебе что поп, что попадья... Лишь бы служба шла. Ты из чиновников. Ваш брат иной закваски. В минуту жизни трудную ты увильнешь. А мне хана. Я мужик. Нас судьба не милует, а бьет по лбу.

В самый сочельник Андрея Ивановича Бородина позвали в сельсовет.

- Сказали, чтоб немедленно притить, - докладывал от порога рассыльный Колепа, щуплый подросток в подшитых растоптанных валенках и в полушубке с отцовского плеча.

- А что там стряслось? - спросила Мария Васильевна.

- Говорят, собранию готовят, - ответил Колепа.

Андрей Иванович ушел прямо со двора - скотину убирал, - толком даже не переодевшись.

Возле сельсовета его встретил Федорок Селютан.

- И ты заседать? - спросил мрачно, нагнув голову. Того и гляди, лбом сшибет. - Заодно с этими обдиралами, в бога мать!..

- Не тронь богородицу, атаман. Ноне все-таки сочельник. Кто тебе не угодил? Что там за сборище? - кивнул на сельсовет.

- Зенин с Кречевым... сороки, Ротастенький, Левка Головастый - вся голова сопатая. Эх, волю бы мне! Я их, мать перемать... И ты прешь туда? Ну, Андрей, мотри! - Федорок скрипнул зубами и хватил кулаком по колену.

- Да что ты злобишься? Пошто собрались, спрашиваю?

- Щи варить да блох на м... давить! Чего спрашиваешь? Сам не знаешь?!

- Не знаю! - заорал Бородин. - Прилип как банный лист к известному месту. Отчепись!

Но Федорок ухватил его за отворот полушубка, пригнул к себе и совсем по-другому, морщиня лоб, как от головной боли, кривя и кусая губы, словно боялся расплакаться, хрипло выдавил:

- Андре-ей! Они, это самое... Иудину команду сколачивают - своих мужиков громить. Кула-ачить!

- Откуда ты знаешь? И тебя за этим вызывали?

- Меня-то? Меня, как апостола Петра, заставляют отречься.

- От кого? Среди нас вроде бы Христа нету.

- Да ты что, с неба свалился? - Федорок оглянулся - нет ли кого. - Зятя моего забрали... Из Гордеева. Говорят - он Сталина портрет подпортил. А тот ни ухом, ни рылом. Знать, говорит, не знаю, не ведаю. А эти, - Федорок кулаком погрозил в сторону сельсовета, - требуют, чтоб я осудил его на собрании. Выступил, значит. Вроде бы отрекся от него. Приперли меня... За грудки хватают. А я вроде бы онемел. Мычу, словно язык проглотил. Иди, говорят. До вечера тебе срок даем. Очнись. И заяви членораздельно, иначе пеняй на себя. Вот я и собрался к тебе сходить, посоветоваться. Ан ты сам туда топаешь.

- Погоди меня! Я скоро обернусь. - Бородин легким поскоком, как тренированный конь, взлетел на высокое крыльцо и скрылся за дверью.