Мужики и бабы

- Не то, что человека, у них ни одной порядочной лошади нет, отозвался с подоконника Чубуков.

- Ладно... Допустим, - сказал Возвышаев, возвращаясь к своему столу, попа посадили. А где весь церковный причт? Вот и внесите его в список. И потом этих самых, волгарей-отходников.

- А чего брать у этих волгарей? - спросил Кадыков.

- Посовещайтесь и найдете, чего брать. Они у вас вроде бы селедкой торгуют. Вот и обложите их налогом или отберите селедку. Не то открыли местный промысел. Срамота! Пойдешь на базар - а от них за версту ржавчиной воняет.

- Дак базар-то закрылся.

- Откроется! Не беспокойтесь. Так что составьте список заново. Утром явитесь сюда, поедете в Степаново с другой группой. А кампанию по раскулачиванию в вашем селе проведет председатель сельсовета.

- Он третий день пьянствует вместе с этим дьяконом, - сказал Кадыков.

- Как? Он двадцатипятитысячник! Он только из Рязани приехал? Ты не врешь? Когда ж он успел запить? - Возвышаев с подозрением глядел на Кадыкова.

- Как приехал, так и запил. Не верите, сходите проверьте. Сперва у попадьи пил, потом перешел к псаломщику, а эту неделю от дьякона не вылезал.

- Где ж вы его поселили?

- Нигде. Я ему говорю - живи хоть у меня. А он говорит: я человек легкий, где ночь застанет, там и пересплю. Он вроде бы из столяров. В Рязани, говорят, по домам ходил, подряды брал. И тут пошел по домам.

- Радимов, придется тебе завтра подключиться к пантюхинцам. Поможешь организовать кампанию.

- За нами дело не станет, - отозвался Радимов.

Растворилась дверь, и вошел припорошенный снежком Ашихмин. Он снял с головы серую с кожаным верхом кубанку и кинул ее на диван. Довольно потирая руки, хозяйской походкой прошелся по кабинету и радостно изрек:

- Ну-с, фонарики-сударики, вот как надо работать! Полную пожарку натолкал. И мужиков, и баб - всякой твари по паре.

- Эксцессов не было? - спросил Возвышаев.

- Какие там эксцессы! Бабы пошумели да повыли. Это бывает. А мужики молчат да посапывают.

- Сколько взяли баб? - спросил Радимов.

- А всех, которых ты засудил. Одна зараза исхудалая, злая, что цепной кобель! Все за полушубок меня хватала. Вот ен, где кулак-то, говорит. Вот кого кулачить надо. А я ей - отчепись! Ты, говорю, полапала жену Зенина и схватила пятнадцать суток. А за меня десять лет получишь. Как контра пойдешь, говорю. А она мне - подойдет, говорит, время - свяжут вас с Зениным за муде и пустят по полой воде. Вот зараза! Ничего не боится.

- Это Авдотья Сипунова, - хмыкнул Радимов. - Когда я им зачитал приговор... По пятнадцать суток, говорю, за нападение на жену активиста. Она, эта Авдотья, мне говорит: мы вашу активистку в дерьме вымажем и по селу проведем.

- Дал бы ей года три в назидание потомкам, - сказал Возвышаев.

- Если б она что-нибудь против власти сказала. А то матерщина, мелкое хулиганство и больше ничего.

- А как Бородин себя вел? - спросил Возвышаев.

- Этот в усы фыркал, как кот. Все над нашей теорией посмеивался.

- А вот за это можно и дело оформить, - сказал Радимов.

- Он же не впрямую. Скользкий тип, все обиняком говорил. Не то я бы ему припаял... Ну, как бы там ни было, а дело сделано. Репетичку провели перед завтрашним мероприятием. Теперь и выпить не грех. - Ашихмин вдруг заметил Кадыкова: - Простите, а с этим товарищем мы не знакомы.

- Это из Пантюхина, - сказал Возвышаев, и Кадыкову: - Ты все понял? Ступай! Завтра к шести утра быть здесь.

Кадыков вышел. Возвышаев почесал за ухом и сказал Ашихмину:

- Наум Османович, а этих, ваших арестованных, придется выпускать. Завтра утром в пожарку пойдут кулаки, которых берем по первой категории.

- А тюрьма на что?

- Озимов заупрямился. Мне, говорит, воров некуда девать. Да и что у нас за тюрьма? В ней всего четыре места. А мы берем по первой категории сорок человек. В пожарку и то всех не поместишь. Придется еще и в склад сажать. Там у нас раньше артельная лавка была. Здание крепкое, не убегут.

- Делайте как знаете. Вам виднее. Только сперва пожрать надо. Вон, уже двенадцатый час, а я с обеда не емши.

- Радимов, может, к сорокам пойдем? - спросил Чубуков. - Там и повеселиться можно.

- Они ж уехали в Лысуху. А при моей жене не больно повеселишься. Ты думаешь - она мне поверит, что с заседания пришли? Скажет - кобелировали. До утра доказывать придется.

- Ладно, пошли ко мне, - сказал Возвышаев. - Я холостой, мне отчитываться не надо. Водка есть, и закусь найдется. - Он перешел к угловой вешалке, где висел его полушубок, и сказал секретарше: - Зоя, держи ухо востро. Все телефонограммы записывай в книгу и обязательно выверяй. Смотри не засни! Часа в два приду, подсменю тебя.

Возвышаев родом был из Виленской губернии; отец его держал на большой дороге корчму и лавку, скупал у евреев-тряпичников всякий хлам, прессовал его в тюки и отвозил на ткацкую фабрику. Торговал еще дегтем, лесом, патокой, зерном. Сыну своему, Никанору, любил говаривать: