Мужики и бабы

А через час, наскоро пообедав, затянувши свою потертую милицейскую шинель широким желтым ремнем, в черной шапке со звездой на лбу, он лежал, откинувшись на бок, в похрустывающей кошеве, набитой до краев пахучим сеном, и лихо погонял рыжего, теперь уж не своего, а колхозного мерина.

Поехал низом, по тимофеевским лугам, на Желудевку, оттуда Касимовским трактом до самых мещерских лесов, а потом еще в сторону, в лесную глухомань. Дорожка дальняя, верст на двадцать пять протянулась, только-только к вечеру и добраться. За ночь нагулялась метель, и косые языки переметов то и дело укрывали дорогу. От мороза они загустели, уплотнились и глушили всякое движение. Сани вязли в них, как в песке; широкие копыта мерина, бухавшие и скрипевшие на открытой дороге, здесь становились неслышными, будто погружались в вату.

"Это ж надо, до чего дожили? За целый день ни одна подвода не прошла по дороге. Будто села вымерли и лошади все передохли, - думал Кадыков. - Ведь об эту пору, в сырную седмицу, на масленицу, бывало, стоном все стоит. А уж по дорогам-то и днем и ночью катания да гоньба - и на рысаках, в легких саночках, и на санях... А уж в гости не токмо что в одиночку - поездами ехали, с бубенцами под дугой, а то воркуны на хомутах, ленты в гривах; летят от села к селу с гиканьем, с песнями - гармошки во всю грудь: ливенки, хромки, а то саратовские, с колокольцами... Мать честная! Все сразу пропало, будто корова языком смахнула".

Поднявшись на высокие желудевские увалы, Кадыков увидел наконец людей; но странно, они шли и бежали не по дороге, а низиной, овражками, широким прогоном, обозначенным в снежном пространстве низкорослыми чахлыми кустиками, стравленными скотиной. Бежали кратчайшим путем от окрестных деревень - Платоновки, Ефремовки, Ухова - к своему бывшему волостному центру, огромному селу Желудевке, спадающему по косогорам в безбрежные просторы луговых угодий Прокоши. Шли и бежали кто с вилами, кто с багром, кто с топором. "Куда это они? Как на пожар", - подумал Кадыков.

Он привстал в санях и поглядел в сторону Желудевки - не горит ли где? В низком сером небе таяли редкие белесые дымки над заснеженными крышами домов. Глянул на далекую белую колокольню, откуда неслись частые удары колокола, и вдруг сразу понял: "Это ж набат! Е-мое... набат гудит!.." От этой жуткой догадки Кадыков зябко передернул плечами, натянул тулуп, валявшийся в ногах, огрел кнутом мерина и крупной, машистой рысью шибко поехал под уклон. Но с мужиками разминулся - они спустились вниз по оврагу и скрылись за поворотом. Подумалось на минуту: не свернуть ли в Желудевку? Но мысль эту, как не лишенную праздного любопытства, прогнал прочь.

На следующем перевале встретился со стариком. Он также бежал полем в лаптях, полушубок расстегнут. Борода на ветру летит, что твоя кудель, в руках топор, и голицы белые с раструбом, по локоть. Здоровый старик мерина сшибет с дороги.

- Здорово, отец! - сказал Кадыков, натягивая вожжи. - Куда бежишь?

- Ты ай не слышишь? Набат гудет. Сзывает!

- Зачем?

- Бить, сынок, бить...

- Да кого бить-то?

- А это уж кто под руку попадет. Вчерась веретьевские кормушки поломали. Таперика мы бегим ломать сатанинскую затею. Не то завтра всех лошадей и коров наших сведут.

- А вдруг задавите кого? Ведь грех же... А то еще посадят!

- Эх, сынок! На миру и смерть красна. Раз созывают в набат - надо итить, дело божеское.

- Ну, садись, подвезу. Я мимо Желудевки поеду.

- Нет, нет. Я тороплюсь. Христос с тобой! - и побежал.

"Да, вот такому деду попадешься в руки - так натерпишься муки, подумал Кадыков, провожая глазами этого былинного Микулу Селяниновича, сменившего деревянную сошку на боевой топор. - Кажись, довели мы русского мужика до смоляного кипения. Кабы красного петуха не пустили. Все села пожгут..."

На Касимовском тракте, у самого поворота в лесную сторону, Кадыков нагнал легко шагавшего паренька в пиджаке и валенках. Посадил. Разговорились. Оказался продавцом красухинского магазина сельпо, ходил в Желудевку заявление делать, что в Красухине магазин растащили.

- Как растащили?

- Да так. Утром взбунтовались, кормушки поразбили, заодно и магазин обчистили.

- А говорят, уполномоченного избили?

- О-о! - парень только рукой махнул, достал кисет и стал скручивать цигарку. - Тут целая история... Довели мужиков, дов-вели... - Прикурил, жадно затянулся, откидываясь на локоть, и сардоническая торжествующая усмешка заиграла на губах его. Но вдруг, заметив под тулупом отворот шинели и звезду на шапке Кадыкова, осекся, будто рукавом стер с лица улыбку, и спросил с почтением: - А вы кто сами будете?

- Из уголовного розыска. Из милиции.

- А! Это другой оборот. Значит, мой магазин осматривать? - обрадовался парень.

- И магазин твой осмотрю. И уполномоченному помочь надо.

- Это само собой. А я уж испугался - не из этих ли, думаю... Замаскировался под начальство.

- А чего ж ты испугался?