— Чтоб у тебя поганый язык отсох! — вспылила Ягуся и прибавила шагу.
— И будет кому грехи тебе отпустить! — язвительно крикнула ей вслед Козлова.
X
Войдя в деревню, Ягуся сразу заметила, что случилось что-то серьезное: собаки громко лаяли, дети прятались в садах, осторожно выглядывая из-за деревьев и плетней, народ возвращался с поля, хотя солнце стояло еще высоко, бабы собирались кучками и о чем-то шушукались, и на всех лицах читалась сильная тревога, во всех глазах — страх и ожидание.
— Что тут приключилось? — спросила она у дочки Бальцерка, выглянувшей из-за угла.
— Не знаю — говорят, со стороны леса солдаты идут.
— Господи Исусе! Солдаты! — У Ягны подкосились ноги.
— А Клембов парнишка говорит, что из Воли казаки едут! — крикнула им, пробегая, дочка Прычеков.
Ягуся заспешила и домой пришла сильно встревоженная. Мать сидела на пороге с куделью, а около нее — несколько тараторивишх соседок.
— Я их видела, как вижу вас: сидят на крыльце, а старшие — в комнатах у ксендза.
— И Михала, племянника органиста, послали за войтом.
— За войтом! Ох, милые вы мои, значит дело нешуточное!
— А может, они приехали только недоимки собрать?
— Ну, вот еще, станет столько людей за этим делом приезжать. Нет, тут что-то другое!
— Что бы ни было, а добра не жди! Помяните мое слово!
— А я вам скажу, зачем они приехали, — объявила Ягустинка, подходя к ним.
Бабы сбились в кучку и, как гуси, вытянув шеи, с жадным любопытством приготовились слушать.
— Будут всех баб в солдаты брать! — Ягустинка залилась своим скрипучим смехом, но никто ей не вторил, а Доминикова сказала едко:
— У тебя одни только глупые шутки на уме!
— А вы из мухи слона делаете! Все зубами стучат от страха, а в душе рады переполоху. Велика важность, жандармы!
Во двор вкатилась Плошкова и начала рассказывать, как она увидела брички и тут ее словно что-то толкнуло — она сразу догадалась, кто едет.
— Тише! Глядите-ка, Гжеля и войт бегут в плебанию!
Все глаза устремились на другой берег озера, вслед бегущим.
— Эге, и Гжелю требуют!
Но они не угадали: Гжеля пропустил брата вперед, а сам оглядел стоявшие перед плебанией брички, порасспросил кучеров, присмотрелся издали к сидевшим на крыльце жандармам и в сильном беспокойстве помчался к Матеушу, работавшему у Стаха. Матеуш сидел верхом на стене почти достроенной избы, вырубая пазы для стропил.
— Что, еще не уехали? — спросил он, не прерывая работы.
— Нет. И беда в том, что неизвестно, зачем они приехали.
— От них добра не жди! — прошамкал старый Былица.
— А может быть, это из-за схода? Начальник на сходе грозил мужикам, а стражники уже в разных местах разнюхивали, кто бунтует Липцы, — сказал Матеуш, слезая вниз.
— Тогда, значит, они за мной! — шепотом промолвил Гжеля с беспокойством. Он побледнел и тяжело дышал.
— Мне думается, скорее за Рохом, — заметил Стах.
— А ведь верно — они о нем расспрашивали! И как это мне в голову не пришло! — Гжеля облегченно вздохнул, но в следующую минуту уже затревожился о Рохе и сказал грустно: — Да, уже если кого заберут, так Роха!
— Как же можем мы это допустить? Это все равно, что отца родного выдать! — воскликнул Матеуш.
— Да ведь против них не пойдешь, об этом и думать нечего!
— Надо его предостеречь, пусть где-нибудь спрячется, — сказал Былица.
— А может быть, тут что-нибудь другое? Может, это из-за войтовых делишек? — нерешительно вставил Стах.
— На всякий случай побегу, скажу ему! — крикнул Гжеля и нырнул в рожь, чтобы огородами прокрасться к Борынам.
Антек сидел на крыльце и клепал серпы на маленькой наковальне. Узнав, в чем дело, он в испуге вскочил:
— Старик только что пришел. Рох, идите-ка сюда! — крикнул он.
— Что такое? — спросил Рох, высунув голову из окна. Но не успели они ему ответить, как прибежал, запыхавшись, Михал, племянник органиста.
— Антоний, к вам жандармы идут! Они уже около озера!
— Это за мной! — ахнул Рох, печально понурив голову.
— Господи Иисусе! — вскрикнула стоявшая на пороге Ганка и громко заплакала.
— Тише ты! Надо что-нибудь сделать! — прошептал Антек, напряженно размышляя.
— Созову всю деревню, и не дадим вас, Рох! — горячился Михал, выламывая толстый сук и грозно вращая глазами.
— Не дури! Рох, за сеновал и в рожь, живей! Посидите где-нибудь в борозде, пока я вас не кликну. Скорее, пока не подошли!..
Рох заметался по комнате, сунул лежавшей в постели Юзе какие-то бумаги и шепнул ей:
— Спрячь под себя и не выдавай!
И, как был, без кафтана и шапки, выскочил в сад и как в воду канул — только за сеновалом зашумела рожь.
— Уходи, Гжеля! Ганка, займись своим делом. А ты, Михал, удирай и никому ни гугу! — командовал Антек, садясь и принимаясь опять за прерванную работу. Он клепал серп так же ровно и спокойно, как прежде, только поминутно рассматривал лезвие на свет и глаза у него бегали по сторонам. Лай собак приближался, а вскоре послышались и тяжелые шаги, бряцание шашек и голоса.
У Антека заколотилось сердце, задрожали руки, но он продолжал клепать ровно, аккуратно, не поднимая глаз, пока жандармы не остановились перед ним.
— Дома Рох? — спросил войт, видимо, сильно перетрусивший.