А Иисус из-под креста, который нес на себе, сказал ему:
— Совесть их будет грызть сильнее, чем ты… А ты мне не поможешь…
И когда его, замученного, распяли на кресте, пес сидел подле и выл…
На другой день люди все разошлись, и не было уже подле Христа ни Пресвятой Богородицы, ни апостолов, остался с ним один Бурек. Лизал пробитые гвоздями ноги умирающего и выл, выл, выл…
А когда наступил третий день, очнулся Иисус, смотрит — у креста нет никого, один только Бурек жалобно скулит и жмется к его ногам.
И поглядел на него Господь милостиво и с последним вздохом молвил:
— Пойдем, Бурек, со мной!
И собака в тот же миг испустила дух и пошла за своим хозяином. Аминь!
— Так все и было, как я вам рассказал, люди добрые! — заключил Рох, перекрестился и ушел на другую половину, где Ганка, заметив, что он очень устал, уже приготовила ему постель.
Глубокое молчание царило в избе. Все думали о только что слышанной удивительной истории, а Ягусь, Юзя и Настка украдкой утирали слезы, — так взволновала их участь Иисуса и поведение собаки. Уже одно то, что нашелся в мире пес, который был лучше людей и вернее их, заставало всех призадуматься. Понемногу разговорились, стали тихо обмениваться замечаниями, но тут Ягустинка, слушавшая Роха внимательно, вдруг подняла голову, насмешливо фыркнула и сказала:
— Чудеса в решете! А я вам получше сказочку расскажу — про то, как человек вола сотворил:
— Чем моя сказка хуже Роховой?
Изба так и грохнула смехом. Посыпались прибаутки, сказки, поговорки всякие.
— Ягустинка все знает!
— Как же, вдова по трем мужьям, так уж ученая!
— Один ее поутру учил кнутом, другой в полдень ремнем, а третий под вечер частенько дубинкой угощал! — крикнул Рафалов.
— Пошла бы я и за четвертого, только не за тебя, дурака сопливого!
— Баба не может без побоев, как та Христова собака без хозяина, — вот Ягустинке и скучно! — бросил кто-то из парней.
— Дурак! Ты лучше смотри, чтобы никто тебя не увидел, когда ты носишь отцовы мешки Янкелю за водку! А вдов не касайся, не твоего это ума дело, — оборвала его Ягустинка так резко, что все притихли: каждый боялся, как бы она со злости не стала рассказывать вслух все, что знает, а знала она многое. Строптивая была баба, упрямая, за словом в карман не лезла. Не раз такое скажет, что у людей волосы дыбом вставали и мороз по коже пробегал, потому что для нее не было ничего святого, не почитала она даже ксендза и костел. И сколько раз ксендз ее отчитывал с амвона и призывал опомниться! Но это не помогало. Она потом говорила повсюду:
— И без ксендза каждый к Господу Богу дорогу найдет, если честно будет жить. А ксендз пусть лучше за своей экономкой смотрит, она уже третьего носит и опять где-нибудь обронит!
Такова была Ягустинка…
Гости уже начинали расходиться, когда вошли войт и солтыс.
Они обходили избы, объявляя людям, чтобы завтра все вышли чинить размытую дождями дорогу за мельницей.
Войт, как только переступил порог, развел руками и закричал:
— Ишь, старый черт, самых лучших девок к себе созвал!
Здесь и вправду были все хозяйские дочки, богатые невесты из хороших семей. Борына ведь был первый хозяин на всю деревню и не стал бы к себе приглашать каких-нибудь батрачек или дочерей безземельных мужиков, голь всякую, у которой и добра-то — один коровий хвост на десятерых.
Войт, в сторонке поговорил о чем-то со стариком так тихо, что никто ничего не услышал, пошутил с девушками и скоро ушел: ему нужно было созвать на завтра еще полдеревни. Да и все стали расходиться — час был поздний, и капуста почти вся очищена.
Борына благодарил всех вместе и каждого в отдельности, а перед женщинами постарше открывал дверь и провожал их в сени.
Ягустинка, уходя, сказала громко:
— Спасибо за угощение, а все же не очень ладно у вас…
— Что так?
— Хозяйки вам недостает, Мацей, без хозяйки никакою порядка не будет…
— Что делать, что делать, коли померла моя хозяйка! На то воля божья.
— Да мало ли девок? Небось каждый четверг все на деревне глядят, не идут ли к кому сваты от вас! — отозвалась хитрая Ягустинка, пытаясь выпытать у него что-нибудь. Но Борына, хотя у него ответ уже был готов, только чесал затылок да усмехался, бессознательно ища глазами Ягусю.
А Ягуся готовилась уходить. Антек только того и ждал. Он оделся и незаметно вышел раньше.
Ягуся шла домой одна — остальные девушки жили в другом конце деревни, у мельницы.
— Ягусь! — шепнул Антек, вынырнув из темноты у какого-то плетня.
Она остановилась и, узнав его голос, задрожала.
— Я тебя провожу, Ягуся. — Он осмотрелся по сторонам. Ночь была темная, беззвездная, ветер гудел в вышине и качал деревья.
Он крепко обнял ее, и так, прижавшись друг к другу они скрылись во мраке.
VIII
На другой день прогремела по Липцам весть о сговоре Борыны с Ягной.