Мужики

Но Ягуся не торопилась. Бродила по дому, как во сне, то присаживалась на лавки, то вдруг вскакивала, принималась убирать, но работа валилась из рук, и она подолгу стояла, рассеянно глядя в окно. Душа волновалась в ней, как вода под ветром, и, как волны о прибрежные камни, то и дело ударялась о воспоминания.

А в доме становилось все шумнее, беспрестанно прибегали родственницы, соседки и, по старому обычаю, приносили курицу или каравай белого хлеба, пирогов, соли, муки, сала, а кто и серебряный рубль в бумажке — все это в виде благодарности за приглашение на свадьбу и для того, чтобы хозяйка не слишком тратилась на угощение.

Каждая выпивала с Доминиковой по рюмочке сладкой наливки и, поговорив, полюбовавшись на убранство избы, убегала.

— А старуха хлопотала и поспевала всюду — присматривала за стряпней, прибирала, всем распоряжалась, за всем надзирала и поругивала сыновей, которые часто, улучив минуту, убегали и деревню к войту, где уже сидели музыканты и собирались дружки.

К обедне пошло мало народу, и ксендз сердился, что из-за свадьбы забывают о Боге, а люди мысленно оправдывали себя тем, что не каждое воскресенье справляются такие свадьбы.

После обеда начали съезжаться приглашенные из ближних деревень.

Солнце уже клонилось к западу и сеяло бледный осенний свет на землю, влажно блестевшую, словно от росы. Окна горели огнем, озеро сверкало и переливалось, в придорожных канавах, как стекло, блестела вода — все вокруг было пронизано светом догорающей осени, ее последним теплом.

Немая безбрежная тишина обнимала землю, залитую золотом. День угасал медленно, теряя яркие краски.

А в Липцах все бурлило и гудело, как на ярмарке. Как только отзвонили к вечерне, музыканты из избы войта повалили на улицу.

Впереди скрипка и флейта, за ними бренчали бубны с погремушками и весело бормотал разукрашенный лентами контрабас.

За музыкой шли оба свата и дружки — их было шестеро, все молодые парни, рослые, статные, как сосны, в поясе тонкие, в плечах широкие, лихие танцоры и первые забияки, которые никому дороги не уступали и за словом в карман не лезли. И все — сыновья зажиточных и почтенных отцов.

Они шагали посреди дороги тесной гурьбой, плечо к плечу, веселые, как и полагается на свадьбе, нарядные. Играли на солнце полосатые штаны, красные жилеты, пучки лент на шляпах, и, словно крылья, развевались по ветру белые кафтаны.

Все горланили, весело подпевали, лихо притопывали; двигались по улице с таким шумом, словно молодой бор сорвался с места и летел по ветру.

Музыка играла полонез, и компания, переходя от дома к дому, приглашала гостей на свадьбу. Где выносили им водки, где зазывали в хату, где отвечали песнями. Из всех домов выходили разодетые люди, присоединялись к ним. Шли дальше все вместе и хором пели под окнами подружек невесты:

Выходи, подруженька.
На свадьбу пора!
Будут там песни, плясать будем
Под скрипки до утра.
А кто не наестся, кто не напьется.
Тот рано домой соберется,
Ой, дана, дана!

Припев подхватывали так дружно и громко, что он гремел на всю деревню, до самых полей неслись веселые голоса, перекатывались по лесу, летели в широкий мир.

Люди выходили на крылечки, в сады, к плетням, и даже те, кого не звали на свадьбу, присоединялись к толпе, чтобы наглядеться и наслушаться. Пока дошли, собралась уже почти вся деревня и окружила свадебное шествие, так что приходилось идти медленно. А впереди бежало множество ребятишек с криками и песнями.

Так проводили гостей до дома невесты, сыграли им туш и повернули к дому жениха.

Теперь Витек, все время гордо шествовавший с дружками в украшенной лентами жилетке, выскочил вперед.

— Хозяин, дружки с музыкой идут! — крикнул он в окно и побежал к Кубе.

На крыльце лихо грянула музыка, и Борына в тот же миг вышел навстречу, распахнул двери настежь и, здороваясь, приглашал всех в дом, но сваты взяли его под руки и повели прямо к Ягне, так как пора было идти в костел.

Борына шел быстро и выглядел сегодня удивительно молодо. Подстриженный, чисто выбритый, нарядно одетый, он был очень красив, а уверенная, гордая осанка и высокий рост делали его заметным издалека. Он весело шутил с парнями, разговаривал со всеми, а больше всего с кузнецом, который вертелся около него.

Его торжественно проводили к дому невесты, толпа расступилась, и дружки шумно, под музыку и песни, ввели его в комнату.

Ягны там не было — ее одевали женщины в спальне, накрепко запертой и зорко охраняемой, так как парни толкались в дверь и, найдя в досках щели, дразнили подружек невесты, а те отвечали визгом, смехом и криками.

Гостей пронимала старуха с сыновьями, потчевала горилкой, усаживала тех, кто постарше, и за всем глядела, так как народу набралось столько, что в избу было не протолкнуться, стояли в сенях и даже во дворе. И гости не какие-нибудь — все родовитые и богатые хозяева, все родня и кумовья Борыны и Доминиковой, да и знакомые съехались даже из дальних деревень.