– Надо же, флейтистка! Что, так понравилась, что ты готов мчаться в Питер?
– Да не знаю я, просто как-то… зацепила… что ли… А сейчас время есть. Сам знаешь, как я всегда занят.
– А стиль сменил ради нее?
– Ну вот… ты издеваешься…
– Даже не думал! Федька, я сам давно хотел тебе сказать, еще на Кубе, что тебе в сто раз больше идет вольный стиль… Тебе флейтистка что-то сказала?
– Да нет, еще не хватало! Мне моя Елизавета Марковна вчера сказала… Ну я от нее прямо и махнул в магазин, накупил столько… Там парень толковый попался, продавец, так все подобрал…
– Тебе надо в таком виде теще своей показаться…
– Знаешь, она последний человек, мнение которого меня интересует, пусть себе сюсюрится без меня!
Ближе к вечеру они вернулись домой. Хозяин попил чаю с дивным тортом. Апельсинычу тоже достался изрядный кусок. Потом хозяин стал собирать вещи в дорожную сумку. Апельсиныч вопросительно заглянул ему в глаза. Что это значит?
– Завтра по утряночке, брат, мы с тобой едем в Питер.
Услыхав «мы с тобой», Апельсиныч успокоился и завалился спать.
Глава восьмая
Ираида с матерью мыли посуду, оставшуюся от гостей. Мама мыла, а Ира вытирала.
– Хорошо, что у тебя сегодня нет утренника! Просто удивительно!
– Да, но вечером я работаю.
– Знаешь, я не хотела до Нового года говорить… не хотела тебя зря нервировать…
– Что такое, мама? – сразу встревожилась Ира.
– Звонил Виктор, сказал, что будет в Питере на днях и во что бы то ни стало хочет видеть Сашку.
– С чего это такая отцовская любовь вдруг проснулась?
– Мне показалось, он хотел бы вообще… вернуться!
– Я думаю, мамочка, ты выдаешь желаемое за действительное. Но желаемое исключительно тобой! Я не хочу его даже видеть. Мама, я сейчас! – она решительно поставила на стол кое-как вытертую салатницу и пошла к себе в комнату. Вернулась через десять минут очень довольная.
– Мама, завтра утром Сашка уезжает на каникулы в лагерь под Выборгом.
– Но как? Каким образом?
– Мне предлагали путевку, я тогда отказалась, а сейчас позвонила Анне Васильевне и она сказала, что есть места. Там очень хорошо, чудный воздух, пусть покатается на лыжах, пообщается с другими детьми…
– А ты его-то спросила?
– Да. Я ему позвонила. Он обрадовался.
– Но почему ж ты его сразу не отправила?
– Полная путевка достаточно дорого стоила, а сейчас ровно половину.
– Это все, чтобы ребенок не встретился с отцом? Ира, это глупо!
– Мама, я не люблю, когда меня предают! И это мое последнее слово!
– Все мужчины предают, я тебя еще до замужества предупреждала. Нельзя быть такой максималисткой. Это хорошо в ранней юности, а сейчас…
– Мама, я его не люблю!
– Скажи на милость, ты вот вся такая правильная, вроде бы безгрешная, а как же твои шашни с Карякиным?
– Мама, окстись, какие шашни! У меня никогда с ним ничего не было, это только сплетни и слухи.
– Но ведь дыма без огня не бывает!
– Еще как бывает! Просто он оказывал мне какие-то знаки внимания, а я сказала ему, что это бесполезно. Видимо, он не привык к отказам, это его задело… А женушка его отслеживает каждый его шаг…
– Его или твой?
– Да его, его… – Ира отвернулась, чтобы мама по ее глазам не поняла, откуда у дочки синяки. И тут она вспомнила такого милого и любезного мужчину с редкой красоты собакой. Этот человек оставил о себе впечатление некой… скалы, к которой можно причалить в шторм и найти укрытие и покой… В последнее время что-то часто штормит… Виктор вот еще объявился… Три года о нем не было ни слуху ни духу… Обида вскипела в душе. Какая у них с Виктором была любовь! И что теперь? «Я думала, это весна, а это оттепель…» – пропела она, у этой немудрящей песенки было свойство надолго прилипать. «Ах, как я была влюблена, и что теперь?» Тьфу ты… Мысли о надежном как скала мужчине с красивой собакой вылетели из головы. Я ж ничегошеньки о нем не знаю. Да и скорее всего он уже забыл обо мне…
Утром Федор Федорович выгулял Апельсиныча, потом они плотно позавтракали и спустились к машине.
– Ну что, брат, помнишь дамочку, которую побили? Милая такая… флейтистка… Поедем в Питер, позвоним ей… Как говорится, попытаем счастья… Садись!
Апельсиныч с восторгом запрыгнул на переднее сиденье. Хозяин сел за руль, и они покатили по совершенно пустынной Москве. Хозяин включил какую-то веселую музыку и время от времени гладил Апельсиныча. Начинало светать, они ведь выехали ни свет ни заря, чтобы попасть в Питер еще засветло, там ведь так рано темнеет. Да, не лучшее время для Питера я выбрал, думал Федор Федорович, но другого у меня нет и не предвидится… Тогда зачем я еду?
Внезапно машину слегка тряхнуло. Он затормозил. Неужто пробило колесо? Ну, так и есть! Нехорошо, подумал Федор Федорович. Он не был особенно суеверным, однако подумал: может, стоит вернуться? Это мне знак, что не надо ехать?
– Апельсиныч, сиди в машине, нечего тебе по дороге носиться, мало ли…
Пес, казалось, все понял и улегся на сиденье.
– До чего ж ты умный!