Мужская работа

Не лучший вариант, но и не худший вроде надоедливой тещи в соседнем подъезде.

У мамы оказалось все нормально, у самой Юли тоже, в больнице летнее затишье, работы чуть поменьше.

— Сашка… — тут моя жена замялась. — Ей стало хуже.

Тут я забыл и про сексуальные галлюцинации, и про наркоту, и даже про Равуду.

— Что? — выдохнул я.

— Начались боли. Уколы делаю, помогает, но иногда она просыпается по ночам.

На глаза мои навернулись слезы — ну за что может страдать человек трех лет? Почему я ничего не могу сделать, чтобы избавить дочь от мучений, сделать ее счастливой и довольной прямо сейчас?

Может быть дело в том, что я жене изменяю и злая карма меня за это наказывает? Но почему Сашку, она в чем виновата?

Я вспомнил дрожащий голос, слова «Папа, больно», собственную беспомощность. Чем помочь, как поступить, если все, что у меня есть, начиная с себя самого, я уже продал? В самом деле отправиться к Гегемону и попросить у него ту исцеляющую штуку, Сверкающий Венец или как-то так?

— Назначили дату операции, — продолжила Юля.

— Когда?

Она назвала дату, и я прикинул — под самое завершение моего контракта, денег хватит только в том случае, если я дослужу до конца, не буду убит раньше, не сломаюсь и не сбегу отсюда. Мы поговорили еще немного, я попытался жену подбодрить, но поскольку у самого на душе скребли не то что кошки, а тигры, не особенно преуспел.

* * *

Я готов был отправиться в лагерь на следующий день, но мне приказали сидеть на месте и ждать, поскольку нашу центурию отвели на отдых.

— Живой! Ха-ха! — крикнул ворвавшийся в казарму Макс. — Это клево же, вапще! Как сказал товарищ Христос — возлюби друга своего, и он даст тебе взаймы, когда надо! Что хоть с тобой было?

— Только вскочил — угодил под очередь, — ответил я, и глянул туда, где снимал обмундирование Равуда.

Я решил никому не говорить, что меня собирался прикончить мой же сослуживец — зачем, никто не поверит, ведь он будет все отрицать, а мое слово весит меньше, чем его, все же он кайтерит, бывший гражданин, да еще и лучший солдат центурии, самый сильный, быстрый и меткий.

— Бывает, — буркнул Макс, плюхаясь на койку и стаскивая ботинки.

Смердело от него, как и от прочих, страшно — пот, засохшая грязь, болотная жижа, кровь, гнилая листва. Только теперь я понимал, как пах сам еще несколько дней назад, когда меня без сознания везли на линкор.

— Лиргана как? — спросил я.

— А что ей будет, ха-ха. Эту змею, — Макс понизил голос, — даже пули не возьмут.

Он убрел в душ, за ним потянулись остальные, и последней оказалась Юнесса. После разговора с Юлей я твердо решил, что хватит совать свой орган в первую попавшуюся дырку, и поэтому на девушку-занга старался не смотреть, но она сама остановилась возле моей койки.

— Тебя вылечили, вылечили? — спросила она.

— Да, — я не поднял взгляда, хотя это стоило немалого труда: как не посмотреть на две округлости, едва прикрытые тонкой майкой, да еще и насквозь промокшей от пота? — Все хорошо.

— Ты что? Обиделся на меня? — Юнесса нагнулась и посмотрела мне в лицо.

Ярко-синие глаза ее буквально светились на осунувшемся лице, в них читались боль и недоумение.

— Нет, черт подери… нет! Чтоб я сдох! Ты не боишься, что твой дружок увидит? — кивком я показал в сторону двери душевой, за которой скрылся Равуда.

— Ты струсил?

— Нет! Просто я говорил с женой! Я не могу… не могу делать ничего с тобой… Поверь, ты очень мне нравишься… — напряжение в паху намекнуло, что я вовсе не вешаю девушке лапшу на уши, и что я не против завалить ее на эту самую койку, но не могу. — Просто зачем?

Юнесса смотрела на меня непонимающе, пушистые ресницы летали вверх-вниз, рожки торчали из курчавой шевелюры двумя пенечками, и мне до чесотки в пальцах хотелось их погладить.

— Струсил, струсил… — произнесла она и влепила мне пощечину так резво, что я не успел и дернуться. — А я думала, что ты мужик. Эх ты, пальцем деланный. Огрызок плоти!

Наверняка это было какое-то ругательство занга, с которым переводчик не справился.

— Тише! — воскликнул я, хотя понимал, что она меня не услышит.

Юнесса отреагировала так, как я и ждал — вспышкой ярости, которую нужно лишь переждать. Она успокоится и поймет, что я все сделал правильно, что нам ни к чему быть вместе, даже если я ей так сильно нравлюсь, в чем есть сомнения, и вообще у нее имеется второй поклонник.

О Равуде я старался не думать, при мыслях о нем у меня сводило челюсти.

— Ты… — Юнесса замахнулась снова, и неожиданно заплакала.

О нет, только не это! Лучше крики, проклятия и обвинения!

Она отступила на шаг, прижала ладони во рту, да так и замерла, всхлипывая и содрогаясь всем телом. Вот если кто-нибудь сейчас войдет, и увидит рядом со мной рыдающую девицу — хоть Лиргана, хоть Равуда или кто-то из его дружков, да вообще кто угодно!

Как это объяснить?

— Тихо? Ну ты что? — забормотал я, сам понимая, что выгляжу жалко, что все это бессмысленно, но будучи не в силах остановиться. — Ты же понимала, что нам ничего не…