Мужская школа

Итак, однажды Владька осчастливил нас сообщением, что все девятые, в том числе и наш, приглашены на два этажа ниже как раз по поводу восьмимартовского всенародного ликования. Ослу ясно: что за радость, явись мы на этот праздник в свой собственный зал, будь наша школа смешанная. Другое дело тут. Пойди домой, смени, если можешь, обычную рубашку на самую нарядную, подрай ботинки высохшим сапожным кремом, в двадцать пятый раз давая слово самому себе купить новую банку, потом заскочи к дружку домой или договорись встретиться на углу, в отсутствие ручных часов давая друг дружке фору плюс-минус пять минут к означенному моменту, потом, на другом углу, неожиданно — ах, какая радость, джентльмены, — повстречайте ещё пару-другую надоевших друг другу физиономий, которые именно в эти часы имеют всё же какие-то приятственно-дружелюбные черты, а за следующим углом под громкие шутки слейтесь ещё с одной компанией и уже целой гурьбой и вовсе без всяких билетов или же с полосочками бумаги, имеющими, впрочем, совершенно символическое значение, потому что всё равно при входе, словно парочка — гусь да гагарочка — стоят два завуча двух школ и бдительно вглядываются в лица гостей наш, не наш? войдите в волнующий подъезд, где вам приветливо улыбаются в гардеробе вовсе не обременённые жизнью хмурые няньки, а девицы в парадных белых фартучках, и вот уже здесь, в холодном и полутёмном вестибюле, почувствуйте беспокойный запах «Красного мака», или «Кармен», или ещё чего-то не так уж и важного, что касается оттенков запаха, но безумно важного с точки зрения чистой физики: здесь пахнет женской школой!

Ну а зал? Точная копия нашего, только в женском владении, ожидающем гостя, он, конечно, выглядит совсем по-иному: на подоконниках цветы в горшках, вполне возможно, принесённые из дому по такому случаю, под потолком протянуты цветные бумажные ленты, такие же струятся сверху вниз по шведской стенке, облагораживая действительность. Даже радиола стоит в углу не как попало, а на тумбочке, покрытой красиво вышитой скатеркой. И пол, конечно. Он почему-то не облуплен, как у нас, а сверкает, будто только что выкрашен, ну и, бесспорно, тщательно, не на раз, вымыт. Ну и о, женская мудрость, лампы не сияют, как у нас, лопухов, а создают особый интим, потому как в чудовищно дефицитное время нашего детства девчонки ухитрялись то ли раздобыть цветные лампочки, то ли покрасить обычные, так что, входя в этот зальчик, ты как бы освобождался от волнения: тебя, конечно, можно рассмотреть, но если ты покраснеешь по какой-нибудь причине, этого никто не заметит. Все психологические тонкости, в какие может попасть неискушённый мальчишеский характер, просчитывал умудрённый девический ум! И откуда только всё это они предвидели?

Но — ближе к делу. Как же это я разговелся?

Грянула «Рио-Рита», мы с Владькой смело сомкнулись и рванули наш грандиозный фокс по-гамбургски. Одно дело бацать в своем зале или даже за колоннами Дворца пионеров и совсем другое здесь, мы всё-таки в гостях, и на нас все глазеют. Но ничего — нас разглядывали всего несколько секунд. В следующее мгновение в зале стало тесно, и первый танец был исполнен в стиле государственной образовательной политики: мальчишки танцевали с мальчишками, а девчонки с девчонками. Больше того, ползала, будто в воздухе провели невидимую черту, занимали девчонки, а половину мы. Однако на «Ку-караче» эта половинчатость рухнула, девчоночьи пары внедрились в мужскую часть, а на третьем танце — в это время запустили танго — я с удивлением увидел, что Коля Шмаков танцует с какой-то девчонкой. И Лёвка Наумкин тоже, ну дают!

Пацаны, танцующие с девчонками, поглядывали на остальную часть мужского сообщества какими-то извинительными взглядами. Точно просили простить их, может быть, за слабость характера, а может, напротив, за дерзость и смелость, которые вдруг, независимо от них самих, обнаружились в них, и которой они ну совершенно не в силах противиться.

Постепенно, но в то же время довольно стремительно, через каких-нибудь два-три танца, лишь только мы с Владькой однополой парой и тряслись. Остальное мужское население потело с девчонками, и, пожалуй, один лишь Коля Шмаков не терял при этом самообладания. Он слегка, очень сдержанно и достойно улыбался, его взгляд утратил извинительность, обращенную к кому бы то ни было, изредка он шевелил губами, разговаривал с дамой, но видно, что был немногословен и достоинства не терял. Остальные же суетились, очень волновались, совершенно несолидно крутили головами, боясь врезаться в соседнюю пару, или очень уж неестественно смеялись прямо в лицо своим партнёршам.

Но мы с Владькой! Не испытывая никаких душевных затруднений, то он, то я говорили друг дружке, указывая глазами на своих расковавшихся коллег:

— Глянь, а!

— Смотри!

— А этот!

— Во даёт!