Мужская школа

А за фотографию с утками я получил по почте двадцать семь рублей пятнадцать копеек. Второй раз. Мне это нравилось. Появлялись мои собственные деньги. Не надо клянчить у родителей. На второй заработок я купил книгу Павленко «Счастье». Это был лауреат Сталинской премии, и про книгу писали в газете и говорили по радио. Корешки от двух почтовых переводов я соединил скрепкой и положил в ящик стола. Время от времени я доставал эти корешки, они потихоньку прибывали, и я думал о чём-то смутно приятном, о какой-то свободе от всех, о самостоятельности, о желании — и возможности — купить какую-то очень дорогую и вполне взрослую вещь, ну, хотя бы костюм, как у бугая Бори со слабым подбородком, или просто новые брюки.

Впрочем, скромному заработку с волнующим газетным словом «гонорар», снимку с утками предшествовала сама охота, радостная и тоскливая сразу. Радостная потому, что накануне нашего с батяней похода на озеро он, видно помня, как принимал я поношенный и латаный велосипед со скрипящим седлом, принес и вручил под мамины и бабушкины восклицания новенькую одностволку шестнадцатого калибра, объяснив мне, что вообще-то это подарок к дню рождения, но раз такой день у меня в сентябре, на месяц позже начала утиной охоты, он вручает подарок досрочно, принимая к сведению моё понимание, что в сентябре-то уже ничего быть не может. Естественно.

И вот мы с ружьями у того же озера, под теми же дубами, только без собаки, ещё светло, и над нами высоко парит огромная птица.

Орёл, говорит отец, жмурясь на солнышке, и я киваю соглашаясь: откуда мне-то знать.

— Не хочешь? — спрашивает отец.

— Чего? — не понимаю я.

— Опробовать ружьё.

Сердце моё занимается, я встаю, поднимаю свою одностволку, заряжаю, неторопливо целюсь, потому что орел никуда не улетает, совершает над нами плавные круги и ничего не подозревает, нажимаю курок, и орёл падает к моим ногам. Сильный глухой удар оземь.

Мы с отцом склоняемся над ним.

Большой, говорит отец, смотри, какой размах крыльев! С метр, наверное!

А я гляжу, как орлиный глаз затягивает серая плёнка, и меня обдаёт жаром: зачем?

Зачем я убил эту красивую тварь? Просто чтобы попробовать ружьё? Но это же мерзость!

— Молодец, — говорит отец, не глядя на меня. — Точно выцелил.

Да какой молодец, думаю я. Подлец, мерзавец, убил живое красивое существо просто так, без всякого повода. Послушал отца и выстрелил. Но зачем? Зачем ты сказал? — пробормотал я невнятно.

— Ну вот! — удивился отец. — Я и виноват.

Он достал нож, отрезал орлиное крыло, протянул мне:

— Покажешь маме, сложи в мешок.

Я отошёл в сторону, сел, опершись о дерево. Отец смущённо покашливал. Потом сказал, неожиданно изменив голос:

А ты привыкай! — Помолчав, прибавил: Если хочешь быть охотником!

На зорьке я пару раз стрелял по уткам, безуспешно, охотничий азарт бесследно угас, и я обрадовался, когда повстречались молодые парни с «Красного инструментальщика», потому что мне пришла в голову идея их сфотографировать, а потом записать их фамилии и спросить, на сколько процентов они выполняют свой производственный план. Оказалось, на 130–140 процентов, снимок и напечатали с текстом, который объяснил, что вот, мол, молодые стахановцы, на столько-то процентов выполняющие план, удачно постреляли на осенней зорьке. Тогда все фотографии такими сообщениями сопровождались. Люди определялись не характерами или меткостью, к примеру, речь же всё-таки шла об охоте, а отношением к работе, выраженным не вообще, а совершенно конкретными цифрами.

Ну а возвращаясь с охоты, почти через полсуток после зловещего убийства красавца орла, отец, будто продолжая прерванный разговор, так и сказал, начав с полу фразы:

— Да и вообще, сын, жизнь жестокая штука.

Я молчал, вслушиваясь в наши шаги. — Ты ведь мужчина, так что готовь себя к ней.

«К жизни или к жестокости?» — хотел спросить я, но не спросил. А назавтра ко мне пришёл Юра.

Мы отправились бродить по городу, и он был оживлён и бодр, начав с того, что поступил в местный пединститут, уже зачислен, слава богу, успел вернуться из Москвы и благополучно сдать экзамены.

А во ВГИК он не попал.

— Поеду на будущий год, — сказал он, но я ему не поверил: впереди целый год, а он уже поступил, зачем? Неужели хватит духу бросить то, что уже есть. Хотя…

Он совершенно не был угнетён, и это меня поразило.

— Знаешь, — рассказывал он, — какие сильные ребята! Один уже работает ассистентом оператора на «Мосфильме». После школы пошёл туда, у него целый ворох отличных кадров и пара сюжетов, снятых на киноплёнку. Что я по сравнению с ним?