Мужская тетрадь

Я впервые увидела его на сцене ленинградского Театра имени Ленсовета, году эдак в семьдесят третьем. Он тогда играл чисто комедийные роли – крупный, какой-то диковатый, с уморительной глуховатой скороговоркой. Помню его в спектакле «Левша» по Лескову в роли неистового казака, атамана Платова, где Петренко лепил образ могучего и при этом отчаянно смешного богатырского придурка. Проглядывали уже и тогда в актере природная мощь и явное знание «предмета исследования» (я имею в виду русского человека). Конечно, в Петренко от рождения живет наше – родное, и русским духом тут несет издалека: это не надо объяснять. Ни к чему.

Вот просто зыркнет на тебя со сцены или экрана узким, хитрым, звериным, умным-безумным, каким угодно, бездонным глазом – и просверлит насквозь. Или насмешит до колик, или напугает отчаянно. Что-то там звенит-гудит «под куполом» лба, там свои просторы немереные, под стать родным просторам. Сильно чувствуется в Алексее Петренко огромное внутреннее пространство. Он не только внешне большой, богатырский, со своим могучим певческим басом и «академическим» торсом, он и внутри огромный, многое вмещающий. Оттого он так диковинно говорит: будто не наружу слова выбрасывает, а втягивает невольно внутрь, как мощный двигатель. И вылезают слова из уст его не просто так, а протискиваясь и отряхиваясь, как настороженные, ценные звери.

Кино его разглядело не сразу, но взялось за него интересно – а открыл его гениальный первооткрыватель актеров Алексей Герман. В его картине «Двадцать дней без войны» Петренко произносил монолог на пятнадцать минут. Всю жизнь сильного, страстного, трагического человека рассказывал без обычного актерского штукарства и притворства. С лютым истовым накалом. Оторопь брала: так не играют. Таких актеров не бывает. Или бывают редко-редко, вызревают столетиями, как драгоценные изумруды в глубине гор…

Он снимался в фильмах Динары Асановой и потрясающе сыграл трагедию русского алкоголизма в ее ленте «Беда». Фильм еле-еле выпустили и потом не показывали по ТВ, кажется, никогда, а это изумительная работа, и Петренко там – на разрыв сердца играет. Мужика нашего, горемычного, знакомого до слез, у которого – беда, всем известная, жуткая наша беда. По имени русская жизнь…

Живут в Алексее Петренко, таинственным образом, прожитые реки русской истории – оттого он так силен в образах Распутина («Агония»), Петра («Сказ про то, как царь Петр арапа женил»). Там, в ролях этих, не просто сила и мощь, там настоящий огонь горит пожарищем – то ума сказочного, гениального, то бреда окончательного, болотного, русского. Потому что одно с другим у нас крепко связано!

Кто видал Петренко на сцене – так годами и ходит как отравленный. Одна радость, такого же встретить и начать вспоминать: а помнишь, как он в «Серсо» у Васильева пел «Севастопольский вальс»? А помнишь «А чтой-то ты во фраке» у Райхельгауза, ведь ничего смешнее в жизни мы потом не видали, правда?

Что делать! Пока наше чудо-чудовище вне постоянной сцены. Норовист. Разборчив. Неуживчив. Эх!

Все-таки классику поиграл немножко – «Женитьба», «Жестокий романс» (великолепен!). Грандиозный кошмар абсолютной тирании сыграл в «Пирах Валтасара» (он там за Сталина). Никите Михалкову приглянулся, стал незабвенным генералом Радловым («Сибирский цирюльник») Сам-то по себе генерал дурачок в парике, шут, а живет и в нем великорусское чудо неистового проживания жизни: уж запить – так до чертиков и наполеонов в глазах, а протрезвиться – так со всеми стихиями и с Божьей помощью.

Теперь часто играет Петренко генералов, начальников всяких: очень уж стал импозантен, величием отливает и во всех ракурсах скульптурно хорош.

Никакого умаления мощи не чувствуется. Этот дуб еще пошумит!

Ролей, ролей ему хороших, настоящих, русских, огромных, под стать богатырской его силушке – чего ж еще желать актеру!

2008

Обыкновенный необыкновенный

31 марта замечательному русскому (советскому) актеру Александру Збруеву исполнилось семьдесят лет. Наши поздравления!

Збруев прославился в чудесные шестидесятые годы. Тогда мир был молод и населен юными прекрасными лицами, тогда на свете еще был космос, полный тайн и надежд. (И в страшном сне зрители не могли бы себе представить, что когда-нибудь космоса не станет вовсе, а экраны жуткого старого мира будут забиты лысыми артистами!)

Збруев был хорош – со своими высокими скулами, пикантным прищуром, обаятельной лепкой лица и залихватской улыбкой: с таким прищуром прямая дорога была играть молодого Ленина, но вот не довелось. Как-то обошелся Збруев без каких бы то ни было идеологий вообще – и без бравых коммунистов, и без доблестных олигархов.