— Исключено! Бланки чистые. Пакет... Пойдём! У меня в машине... Не тяжело. Пару кило всего. Аванс получишь сейчас. Остальное — когда позвонит мне заказчик о доставке... Сам я не могу. У меня машина засвечена...
Я даже не стал дожидаться его согласия, надеясь, что двести долларов его сломят. Я зашагал в сторону прилегавшего к больнице парка, куда уже выверил дорогу, дожидаясь своего врага у больницы. Тут не было прохожих. Впрочем, прохожие могли появиться в любой момент.
— Вон там моя машина. Только хочу предупредить тебя. Заказчику ничего объяснять не надо. Адрес написан на конверте. Там же мой номер телефона... Вот тебе аванс. — Я остановился, выбрав наиболее укромный уголок возле скамейки, под кронами деревьев. Достал кошелёк, вытащил стодолларовую бумажку. Усмехнулся. — Можешь пощупать, поглядеть на свет. Не подделка. Всё по-честному. Проверь! А то с одним связался, он сам купюру подменил и стал мне же доказывать, что подделка...
Парень клюнул, он поднял купюру, чтобы разглядеть на фоне неба. Тут я и всадил ему, мощно, отточенно, снизу вверх в солнечное сплетение. Он враз задохнулся и повалился набок.
Я забрал свою купюру. Взял парня за пальцы правой руки и со звериной безжалостной силой загнул их — раздался хруст сломанных суставов. В этот момент я был зверем... Потом я встал ногой на кисть его руки, на сломанные пальцы. Парень взвыл, оскалил рот, вытаращил в ужасе глаза.
— Если ты, сучонок, тронешь ещё кого-нибудь, я найду тебя и сломаю тебе вторую руку. Понял?
Он молчал. Он, наверное, не мог говорить. Но я надавил ногой на сломанные пальцы, и он выдавил из себя словно в беспамятстве:
— Понял...
— Слава Гондурасу! — склонившись к нему, прошептал я. — Повтори!
— Слава Гондурасу! — выдохнул он.
Потом я взял его за ногу, за стопу.
— Как вы там орёте? Кто не скачет, тот москаль? Это правильно! А кто скачет, тот козёл! — Тут я опять стал зверем и с дикой силой вывернул стопу. Не знаю, сломал ли я ему кости, но хромоту на пару месяцев он получил точно. — Он вскрикнул и, похоже, впал в болевой шок. — Теперь, сучонок, меньше коз-литься будешь!
Я сплюнул и быстро пошёл из парка. За спиной раздался стон — этот стон был мне приятен.
Скоро я заехал на такси за вещами на квартиру Лады. На минутку. Увидел её сына. Обычный парень. Студент. Сын русского офицера. Конечно, это не было на нём написано, но я помнил об этом.
— Вчера очень много наших пострадало. А ещё многих сцапали эсбэушники. Я уеду на время из Одессы. За мамой присмотрит папина сестра, — сказал Илья.
— Ты крепись, Илья. Береги мать. Если станет невмоготу, пиши мне, звони.
— Всё не так просто, — вдруг сказал он, задумчиво и печально. — Это они для устрашения. Заживо людей сожгли. Чтобы больше головы никто не поднял.
Какой-то ледяной досадой опахнуло душу, когда слушал Илью. Почему они, простые русские люди, вынуждены скрывать свои взгляды, бояться говорить на родном языке, даже искать себе другую страну для жительства?
— Негодяи политики, — сказал я. — Ваше поколение жизнь начинает в конфликте... Будь осторожен. Политики действуют руками подлецов.
— Теперь в аэропорт! — сказал я таксисту. В машине открыл бутылку коньяку. Одесского. Выпил немного.
— Куда летим? — спросил таксист.
— Домой. В Россию. А вернее, в Сочи. В санаторий.
— Везёт... — усмехнулся таксист. — А я вот в Сочи не был ни разу. Хотя тоже в России родился.
— Везёт, дружище... — Мне захотелось похвастаться таксисту. Ведь у каждого нормального человека есть ген бахвальства. Но у меня было сейчас хвастовство особенное. — Я всего, чего хотел добиться, добивался. Вот и в Одессе. Я хотел повидать друга. Повидал. Хотел повидать свою первую любовь. Не только повидал, но даже в чём-то помог ей... Меня унизил один подонок. Но я отомстил ему. По-настоящему отомстил, запомнит.
— Вот я и говорю: везучий ты.
— Да, везучий. Только мечта осталась несбывшейся. — Я глотнул ещё коньяку из бутылки. — Остановись у воинского кладбища. Я зайду на минуту. Могилы погибшего деда тут нет, но хоть братской могиле поклонюсь.
— Дело святое, — кивнул таксист, потом глянул мне в глаза: — А Украину вы сами просрали, ребята.
Вдоль дороги простирались поля, кое-где кустился рядами виноградник, но взгляд всё больше забирали и увлекали горы, в синей дымке, загадочные, манящие. А за горами было море. Я ехал на автобусе из Краснодара в Сочи. Прямого рейса из Одессы не нашлось, да и в Краснодар летели ещё через один промежуточный аэропорт.
Итак, я ехал к морю, в санаторий, в Сочи.
В Одессе я и моря-то по-настоящему не видел, даже по набережной не прогулялся. В этом тоже было что-то символично-ущербное. Вот придурки-националисты! В несколько месяцев так размаландать страну! Всё вверх тормашками... Мне не хотелось вспоминать Одессу, я увёртывался от воспоминаний, но они снова и снова выползали на первый план сознания. «Стоп! Проехали!» — повторял я, но в мозгу держались недавно пережитые события. И не отпускала встреча с Ладой.