Когда Настя около полуночи закончила возиться с глазами, она чувствовала себя уже намного лучше. В какой-то момент она настолько перестала узнавать свое лицо в зеркале, что ей показалось, будто она делает макияж посторонней женщине. Ну вот и все, работа завершена, она уже почти стала другим человеком. Почти – потому что одно лицо мало что дает, нужна еще соответствующая одежда, а потом и мимика, моторика, голос, манеры. Человек – это целый комплекс различных составляющих, и лицо – лишь одно из них.
Что же надеть? К такому стилю хорошо подойдет длинное черное платье с высокими разрезами до бедер, которое Леша подарил ей в позапрошлом году. Она его и надевала-то всего два или три раза, потому что к нему нужны туфли на высоких каблуках, а для Насти это – сущее мучение. Надо бы что-нибудь попроще поискать. Вот, например, узкие-преузкие черные брючки, которые привезла мама откуда-то из Южной Америки. Настя их вообще ни разу еще не надевала. А куда их носить? На работу? Во-первых, слишком вызывающие, они больше подходят какой-нибудь путане, чем государственной служащей. Во-вторых, неудобно. Смотрятся они, конечно, классно, что и говорить, но сидеть в них невозможно. Тянет, режет, давит, впивается… Но если не сидеть и не думать о заминающихся поперечных складках, то они вполне подойдут.
Натянув брючки, Настя испуганно охнула. Да, в прошлом-то году, когда мама их привезла, они и тянули, и давили, и впивались. А сейчас между поясом брюк и талией можно было свободно засунуть толстую книгу. Выходит, не прошли даром последние дни. Морщин вокруг глаз прибавилось, а нескольких килограммов как не бывало. Ну что ж, тем лучше, во всяком случае, у узеньких черных брюк появился шанс быть извлеченными из недр шкафа и подышать воздухом.
Теперь майка. Или блузка? А может быть, свитер? Между прочим, февраль начался, не лето, чай, какая ж тут майка. Но свитер, пожалуй, грубоват для такого нежного изысканного лица, какое она себе сделала. Узкие брючки и свободный свитер хороши, когда лицо свежее, умытое, волосы распущены. Настя вспомнила, что у нее есть плотная трикотажная майка с длинными рукавами, но с открытыми плечами. Пожалуй, в ней она не замерзнет. Только вот где ее искать?
В шкафу майки не оказалось, и ей пришлось вставать на табуретку и лезть на антресоли, где лежали чемоданы и большие дорожные сумки. Естественно, по закону невезения, вожделенная майка с длинными рукавами оказалась в самом нижнем чемодане. Но Настя ее все-таки нашла. С чем и поздравила мысленно сама себя.
«Глупость какая-то, – думала она, натягивая майку и заправляя ее в брюки, – полночи искать по всем сумкам и чемоданам какую-то идиотскую майку, и только лишь для того, чтобы десять минут походить в ней дома. Совсем ты с ума сошла, Каменская, заняться тебе нечем, вот и маешься дурью».
– Конечно, мне совершенно нечем заняться, – громко ответила она себе. – Я – праздная бездельница, живущая без забот и хлопот, у меня все хорошо, все просто отлично, и поскольку времени у меня вагон, я могу позволить себе повалять дурака перед зеркалом и поискать имидж для выхода в свет или для поездки на курорт. И вообще…
Она не успела рассказать себе, что у нее «вообще», потому что зазвонил телефон. Бросив удивленный взгляд на часы, она сняла трубку и услышала знакомый тенорок следователя Ольшанского.
– Каменская, ты опять меня во что-то втравила. Твою Лазареву нашли.
– Ну и слава богу. Вы чем-то недовольны? – осторожно спросила она, не понимая, почему об этом надо было сообщать в половине первого ночи, да еще таким недовольным тоном.
– Я всем недоволен. Во-первых, Лазарева погибла.
– Как погибла?!
– Так и погибла. Упала с высоты и разбилась.
– Ее не задерживали?
– Пытались. Но дальше я тебе скажу самое неприятное. Ее пытались задержать в тот момент, когда она на двенадцатом этаже недостроенного здания душила какого-то мужчину. Вот вместе с ним она и разбилась. Оба насмерть. Так что насчет ее непричастности к семи трупам ты, пожалуй, погорячилась. Теперь другое. Ребята из муниципального отдела опознали Лазареву, когда она шла на стройку в сопровождении мужчины. Но не того, которого она пыталась задушить, а другого. Поэтому при задержании оцепили большую территорию, поскольку полагали, что это может быть сообщник, который ее страхует. И выудили некоего мужчину и женщину с ребенком. Их доставили в отделение и просят нашей команды: оставлять их или отпускать. Тебе имя Парыгина Евгения Ильича ни о чем не говорит? В деле о семи задушенных он нигде никаким боком не мелькал?
– Нет, не было такого.
– А Милованова Ирина Павловна?
– Милованова?! А ребенка как зовут? Лиля? Девочка лет десяти?
– Точно, – удивленно протянул Ольшанский. – Знакомые имена? Фигурировали в деле?
– Да нет же, Константин Михайлович, Иру Милованову я знаю. Это родственница моих друзей. А Лиля – их дочка. Где все это произошло?
– В Северном Бутове.
– Точно. Они там купили квартиру и сейчас делают ремонт. Ира туда каждый день ездит и почти всегда берет с собой Лилю, я знаю, они мне сами рассказывали.