– Если бы что? – не выдержал он.
– Именно. Пиджачишко Клынин.
– Какой еще?.. Что ты здесь? Пришел, сорвал встречу, пылишь что-то. Может, не в себе? – заподозрил он. – Какая-то бессвязность.
– Может, и прошел бы у тебя этот номер, если б не Клынин пиджачишко, – поднажал Забелин. – А так элементарное служебное расследование – и всё срастется: отказ в кредите, тут же кредит «ФДН», странная победа, докладная Клыни и моя, само собой. Да и лишние пятьсот тысяч рублей в кредите – тоже та еще бородавочка.
– Бездоказательно.
– Окстись, милый, – охолодил Забелин. – Этого-то не достаточно? Сам знаешь, Папа многое любимцам прощает. Даже воровство.
С удовольствием ощутил, как дернулся Баландин.
– Но не предательство. Тут он строг. Да и смысла больше нет.
И в ответ на вопрошающий взгляд Баландина пояснил чуть ли не беззаботно:
– Контрольный пакет, по существу, у нас сформирован. И к управлению, а тем паче к дивидендам никакой «ФДН» я на дух не подпущу. Пусть он хоть усрется, – усилил он впечатление на языке, близком собеседнику. – А значит, и интереса нет. Со всех позиций бессмыслица. И из банка со скандалом…
– Не пугай – пуганый.
– …И денег тю-тю, – не обратил внимания на квелую реплику Забелин. – Так что выбором можно не мучиться. Ну, как, договоримся? Кстати, я твоему Белковскому пообещал за отказ пятьсот тысяч долларов. Пока в силе. Там на всех вас хватит. Вот так, Палыч.
– Ай ты, черт. – Баландин, заглядевшийся на что-то через стрельчатое окошко, хлопнул себя по ляжкам. – Дурацкий какой-то разговор. Еще и разругаться не хватало. Будто и впрямь не одно дело делаем! Влип ты, конечно, Палыч, но не чужие мы. И даже обвинения твои беспочвенные прощаю – вижу, что не в себе. Ладно, помозгую, как помочь.
– Вот и спасибочки. – Забелин придвинул ему телефон.
– Ты меня совсем за ссученного держишь. Подождешь до завтра.
– И так заждался.
– Сказано – до конца дня, – решительно объявил Баландин. – Бывай!
– Бывай, – согласился Забелин. – Я пока здесь побуду. Но если через час мне не сообщат, я для начала к вам спущусь. А потом… в общем, отсюда в Шереметьево.
Баландин развернулся, уперся взглядом в поднявшегося метрдотеля. Запыхавшись от подъема, он тяжело дышал, навалившись на поручни.
– Тебе чего здесь?! – рявкнул Баландин.
– Там… гости нервничают, – растерялся старик.
– Пошел. Скажи – иду.
– А мне – капучино, плиз, – попросил беззаботно развалившийся на диване Забелин. – Если не трудно, конечно… И Яну чтоб завтра же забрал, – добил он.
– Плохо ты кончишь, Палыч, – заверил Баландин.
В ответ Забелин растекся в обаятельной, под Макса, улыбочке.
Прошло сорок минут, когда раздался зуммер мобильного телефона.
– Алешенька! – услышал он радостный голос Наташи и понял – сработало. – Тут Максим вырывает. Ну, я сама бы… – Стар! Ты слышишь? – трубкой опять овладел сильнейший. – Только не падай там – сдался Белковский. Только что позвонил. Полная виктория! Вот так. Пока ты там груши околачиваешь, я подработал. Цени!
– Ценю! Кстати, раз скупка, считай, закончена, тебе надо собраться с духом и открыться Мельгунову.
– Надо, – поскучнел Максим. – Даже не знаю, как подступиться. Как бы его кондрашка не хватила.
– Алешенька! – Это опять была Наталья. – Я так за нас рада. Это так здорово. Но ты бы слышал – Максим разговаривал ну как король. Я даже боялась, что Белковский трубку бросит. Но ничего! Да, ты не забыл насчет вечера?