Потом все переменилось. И те самые партийные секретари и председатели Комитетов госбезопасности, что еще недавно подавляли малейшие проявления религиозности, вдруг разом уверовали и принялись подходить под благословение – под софитами телекамер.
Теперь на кремлевских приемах подозрение стали вызывать те, кто публично объявлял о своем неверии.
Забелин наблюдал за истово крестящимися президентом страны, председателем правительства, мэрами, министрами, депутатами и с инстинктивной брезгливостью сторонился церкви уже потому, что к ней потянулись они.
Да и сама церковь, сноровисто встроившаяся в общую «вертикаль власти», кормящаяся с рук, прирученная, не способная повести за собой души изуверившихся, отчаявшихся, униженных этой самой властью людей, вызывала в нем омерзение.
Он чувствовал себя ребенком, которого взрослые завели в лес. Сами гурьбой ушли, а его бросили в полной темноте.
Прежняя вера оказалась сломленной, обрести новую ему не удавалось.
И от этого он страдал.
Но страдал втайне, не выказывая этого вовне. На службах, на которых вынужден был появляться, головой не вертел, а стоял, сосредоточенный, просчитывая в уме очередную кредитную программу. И потому среди банковской тусовки прослыл за истинно верующего.
Словом, икона Забелину оказалась неинтересна.
Куда больше заинтересовала коленопреклоненная женская фигура, утонувшая в платке и длинной юбке, но в чем-то неуловимо знакомая.
Перехватив его взгляд, Решечкина сокрушенно вздохнула:
– Несчастная девочка. Уж не первый раз ходит. Такое горе! Ну, да авось Господь поможет.
– Что с ней?
– Нет, нет. Это только между нею, мною и Господом.
Через несколько минут, завидев, что женщина перед иконой приготовилась подняться, Забелин поспешно, не без некоторого труда распрощался с добрейшей, но, по совести, приставучей Татьяной Анатольевной и, выйдя за церковные ворота, встал, невидимый, на углу.
Очень скоро показалась и заинтересовавшая его богомолка. На дворе она, скосившись назад, выгнула чуть вперед бедро, одним движением расстегнула юбку, сорвала с соломенных волос платок, все это метнула в висевшую на плече спортивную сумку и, будто отряхнувшись, обратилась в тоненькую, в тех же стираных джинсиках Юлю Лагацкую.
Дождавшись, когда она выйдет на шумную Солянку, Забелин шагнул навстречу:
– Юлечка! Какими судьбами?
– Вы?! – Девушка вздрогнула, быстро прикинула что-то. – Так, по делам. А вы? Хотя что я спрашиваю?
Позади тяжелой громадой нависал банк «Возрождение».
– Предложения мои прочитать не удосужились? – поспешила она перевести разговор.
– По-ра-жен! Просто-таки даже уязвлен. Вот чего не пойму, как в таком тельце – простите, сморозил…
– Ничего, я привыкла, – охотно простила Юля.
– Но в самом деле, откуда?
– То есть понравилось?
– Не то слово. Остап Бендер перед вами мелкий шкодник. Корейко – обычный уголовник. А уж мы-то все – сие есть просто ничтожества.
От непривычного развеселого тона сдержанного обычно руководителя Юля расслабилась. Но услышав про «сие есть», вновь встревожилась.
– В самом деле, комбинация уникальная. Сама по себе с тройным дном. Но еще и каждая деталь остроумна. Теперь я понимаю Онлиевского, – некстати брякнул он. Глаза девочки заморгали испуганно.
– Да нет, ничего такого. Просто был у нас как-то с ним разговор. Совершенно пустой. Очень высоко о вас отозвался.
Забелин отчего-то сконфузился, скомкал легкий шутливый разговор и вернулся к спасительному деловому тону. – Придется организацию скупки в институте вам взять на себя. Не возражаете?
– Это как раз самое простое. Главное, чтоб сердцевину сделки, кроме вас, никто не понял. Мало ли как потом обернется. – Никогда нельзя предугадать, что и как обернется, – думая о своем, подтвердил Забелин.
Под пристальным взглядом Юли встряхнулся:
– Стало быть, стартуем?
– Пора, – подтвердила она. – С завтрашнего дня начинаю регистрировать на вас офшорную компанию на Кипре. Когда всё будет готово, вам придется туда слетать.
– НАМ придется, – подправил Забелин. – Если верить объективке, у вас свободный английский. А у меня, увы, через пень колоду. Ничего не попишешь, – гомо совьетикус. Подле них остановились двое изрядно подвыпивших парней, пребывавших в весело-скандальном состоянии. – Какие-то проблемы? – Забелин нахмурился.
– Это у тебя сейчас будут проблемы, – проникновенно заверил один. – Тебе зачем ее английский? Вербуешь, что ли? А ты, масенькая, не бойся, защитим.
– Точно, шпиён. По роже видать. И по штиблетам, – поддержал другой. Оба захохотали. Они казались себе неотразимо остроумными. – Пристает, да? Только скажи.
– К сожалению, нет. – Юля неожиданно для Забелина улыбнулась, отчего лицо ее из пасмурного сделалось лукавым. Увидев, что подошедшие шутки не поняли и начинают теснить насупившегося Забелина, поспешно добавила: – Идите своей дорогой, ребята. Со своим мужем я и без вашей помощи разберусь! Кто из троих больше поразился, сказать трудно. Один из парней пробормотал, обескураженный:
– Это надо. Вроде девка классная.