Мужские рассказы

Увидев своего нового противника, путивлянин поначалу растерялся. Кочмарь не дал ему опомниться. С резвостью, необычайной для своего телесного объема, он переместился к руковерту. Он возник у путивлянина под носом внезапно. Кочмарь как-то вздрогнул, дав своему чубу легкую встряску, и заручник припал на колени. Это было сделано славно. Так, словно они сговорились заранее. Но путивлянин поднялся. Они застыли друг против друга, и напряженный миг ожидания решительного выпада сковал их движения. Наконец путивлянин сорвался вперед. Он двигался неплохо, легко и проворно, но он двигался заметно, что в кулачном деле недопустимо. Кочмарь и бровью не повел. Черниговец дал всем полюбоваться атакой своего противника. Кочмарь специально подпустил к себе кулак так близко, чтобы все поверили в удар, которого не было. Многие сейчас побожились бы, что черниговский дядька принял своим мясистым носом тюлю. Заручник же притопнул ногой и начал снова. Тресни глаз, если кто успел разобрать и пары петель, что проделали его руки. Точно так перебирает кухарка на реповой шинковке, когда думаешь — вот сейчас останется она без пальца.

Кочмарь не получил ничего. Он расплел эту удивительную косицу крученых ударов, и все старания заручника оказались пригодными только для заглазевшей толпы. И в самый последний удар, что должен был ужалить черниговца вопреки его замечательной увертливости, Кочмарь врезался коротким ответом. И заручник, словно воздухом подавился. Тут же Кочмарь ударил вполную. Добрал. С подрывом, с подломом. Никита сжался. Ему показалось, что пробили его. Что порвали его разнобойные куделя… Путивлянин качнулся, мотнул головой и врезался лицом в землю. Все. Воцарилась тишина.

Никак, помер? — робко предположил заводила. Он наклонился над сраженным бойцом, перевернул его на спину и разорвал на груди рубаху. Потом, когда он поднялся с колен, все поняли какую цену взял Кочмарь за посрамление своего драчуна.

Лицо воеводы окаменело. Должно быть, старый путивльский воитель не находил оправдания происшедшему, но и не мог обрушить на Кочмаря свою словесную кару. Все было по правилам. И тут Никита вдруг внял то, что он тоже заручник. Его будто бы что-то за душу укусило. Раздвигая толпу перед собой, Смолич вышел вперед, Кочмарь еще не разобрал, кого теперь ему предстояло пересиливать. И потому он добродушно крикнул Никите:

Эй, стой где стоишь и считай, что тебе повезло. Или ты не видел, какие тюли раздают черниговские кулаки?! Брось, паря! — услышал сзади Никита. — Не щипай судьбу за нос.

Да что это за тюли, — всеслышно заявил Смолич. — Вот мы сейчас испытаем, каких они стоят дураков! Последнее восклицание Кочмарю пришлось явно не по душе.

Набычившись, он двинулся вперед. Было в этой тверди что-то завораживающее. Только теперь глаза черниговского дядьки признали того, кто бросил ему вызов. Сразу вспомнилась ночная потасовка на постоялом дворе. Умел Кочмарь смотреть на своих противников. Никита почувствовал себя разоренным, раздавленным. Но разве в этом уже была обреченность? Разве только так, тяжелым укатышем, следует проламывать себе дорогу к победе? Вот она, веревка-то боярская. Не разорвать, не растянуть. А распустить можно. Но из каких волокон сплетен Кочмарь?

Прямо против заручника стоял великостатный черниговский поединщик. Дело ждало своего разрешения.

Две судьбы, две меры, две правды. И каждая поперек другой.

Нет, соваться напролом Никита не стал. Кочмарь только и ждал этого. А уж как он умеет разделывать напористых ходунов, видели все. Дядька сейчас смотрелся наставником, которого принуждали выпороть очередного ослушника. Что-то в лице Никиты ему показалось знакомым. Шевельнулось в памяти и погасло. Нет, не узнал Кочмарь отрока боярина Малка Сердюча в этом статном муже. Да и мог ли он его узнать после стольких лет. И стольких боев!

Никита толкнулся было вперед. Цапнул взглядом спокойные глаза противника, тронул воздух кулаком. Ну, расплетать, так расплетать!

Чего напрягся, живот подвело? — спросил Смолич. Давай, болтай пока, — невозмутимо ответил Кочмарь.

А чего это ты вчера милостивился перед нами? Они — то у тебя не больно сноровистые. Кочмарь подобрал губы. Никита продолжал:

А мы на тебя заклад поставили. Свинью. Если твоя возьмет, значит освинишься. Да ты не обижайся, большего на тебя никто ставить не захотел.

Кочмарь сцепил зубы. Никита вдруг дотянулся до него, схватил за рукав. Черниговец дернул рукой, и рукав треснул.

Ай! — вскрикнул Никита. — Беда-то какая! Как же теперь, драться-то будешь? Кочмарь взъярился и выпустил свои кулаки. Эти удары идут на испуг, на угрозу. Но Никите очень нужны были мясистые руки Кочмаря. Нет, не для того, чтобы хватать их узлами. Дядька перебил бы заручницу. Никита решил попинать его руки, укатать их заживо. Два — три удара взял Кочмарь в плечо. Не сразу понял, в чем дело. Никита подплыл к черниговцу сбоку, но не ударил, а юркнул в сторону. И верно угадал — дядька хватанул по воздуху встречным приемышем. Но удар уже не достал заручника.