Мужские рассказы

Она прошла по комнате, разнося босыми ногами дождевую свежесть.

— Извините за вторжение, — промямлил я, — дверь была не заперта. Я скоро уйду.

— Скоро?

— Могу уйти и сейчас.

За окном ночь, и мерно постукивают по крыше капли дождя. Хозяйка словно испытывает мою готовность выметаться вон. Беру сапоги и слышу её голос:

— Да ладно уж, оставайтесь… Только ужина нет. На ночь есть вредно.

— Не так вредно есть на ночь, как вредно не есть вообще. Вы, в принципе-то, ели сегодня? Хотите, расскажу, чем потчевал вас прошедший день? Утром чашка чаю, днём принесли молока с фермы, и вам хватило полкружки. Обедов в школе, конечно, нет. А вечером есть вредно. Так?

— Почти так. Только про школу я не поняла.

— Разве вы не учительница?

— Нет.

— Значит, мои догадки были неверны. А кто вы?

— …

— Давайте, я с трёх попыток определю. Председатель колхоза!

—Нет.

— Дочь председателя колхоза!

— Нет.

— Что, внучка?

— Какое буйство фантазии.

— Вы не боитесь одна здесь жить?

— Это у нас уже идёт рубрика «Традиционный вопрос».

— И всё-таки?

— Не боюсь.

— Почему?

— Потому, что здесь никого не бывает.

— Но я-то проник.

— И это удивительно. Если не секрет, как вас сюда занесло?

— Ждал парома, потом пошёл искать деревню. А вас?

— Паром уже год как не ходит.

— Значит, меня обманули на станции. А с виду был такой приличный старичок. И не подумаешь! В фетровой шляпе.

— Он мог просто не знать.

— То-то водитель не хотел сюда ехать… У меня сын на том берегу. В детском оздоровительном лагере. Бывшем пионерском. А всё-таки, что здесь делаете вы?

— Летняя практика на пленере. Знаете, что это такое?

— Слышал. Значит, вы художница?

— В какой-то мере.

— А почему вы одна здесь?

— Возвращаемся к теме традиционных вопросов.

— Нет, моё любопытство не имеет скрытого смысла. Просто такое одиночество чисто по-человечески неудобно, хлопотно и не безопасно.

— А если я специально его себе создаю? Если оно мне необходимо.

— Тогда понятно.

— Что вам понятно? — она суетливо разбирает в шкафу бельё. Бросает мне сложенную простыню.

— На кухне. Там есть раскладушка.

Немногословно, но ясно. Разумеется, на кухне, где ж ещё? Всё так типично. Я встаю с дивана, но прежде чем сделать первый шаг, говорю:

— Провалиться мне на этом месте, если это не вы — лучший в мире варитель кофе! Бразильские фаны приезжают к вашей плите подышать его ароматом, а марокканцы рыдают, слизав густоту его пенки.

Она не улыбается. Глаза смотрят сдержанно и устало. И всё-таки идея горячей чашки с одуряющей горечью кофейного провара подавляет решительность моей властительницы. Уговорил. Какой художник не усугубит своего отрешения кофейным ядом! Сработало. Кричу ей вслед:

— Простите за нескромный вопрос, а как вас зовут? Надо же знать, кому во здравие свечу поставить.

— Ставьте Татьяне.

— Татьяне, стало быть, разбойнице.

— Что?

— Ваше имя, если читать его по-старославянски, означает разбойница.

— А что означает ваше имя?

— Защитник людей. Кажется. По-гречески.

— Значит, Александр. Ну и кого же вы защищаете?

— Разбойниц.

— Я так и думала.

— Это шутка.

На кухне кипит работа. Над электрической плиткой творится таинство приворотного пития. Я смотрю на Татьяну, на её лёгкую спину и свободные плечи и держу в себе желание взять их крепкими руками. Сейчас бы это выглядело по-скотски. Конфликтно и грубо. Как странно, может, уже через пять минут этот порыв откроет ей совсем другие чувства. Ещё немножко слов вперемешку с молчанием и душевной заботой в глазах. Всё-таки любовь растёт у человека из головы, а не из сердца.

— Чашки в шкафу, вода в рукомойнике.

— Вы всегда так лаконичны?

— Я не люблю красноречия. Оно исходит от душевного лукавства.

— Просто у вас другой способ выражения чувств.

— Чувств? Искусство далеко от чувственности. Оно, скорее, напоминает точную науку с собственной системой расчёта и даже с формулой успеха.

— Вот уж о чём не догадывался.

Чашки у моей хозяйки были крепенькие, коренастые, совсем не похожие на кухонную типичность посуды.

— Хороший фарфор, старый.

— Фарфор должен быть хорошим, — говорит она.

Татьяна взяла из моих рук обмытые чашки, и наш вечер начался. Кофе был баночным и никаких особых флюидов не источал. На маленьком столе, накрытом потёртой клеёнкой, царствовала конфетница. Небольшая, но щедрая.

— Ты любишь сладкое? Совсем не подходит к твоему характеру.

Татьяна посмотрела с удивлением:

— Почему?

— Твёрдая воля, решительный характер, способность подчинить себе поступки других. А сладкое — это компромисс, чувственность, которую, как ты говоришь, тебе заменяет система расчёта, добродушие и податливость характера.