Мужские союзы в дорийских городах-государствах (Спарта и Крит)

Тенденция к сближению Спарты с другими греческими государствами нашла свое подкрепление в археологии. Раскопки, производившиеся в начале XX века английскими археологами на территории Спарты, заставили европейских ученых по-новому взглянуть на раннюю историю этого государства. В результате родилась теория, согласно которой приблизительно до середины VI в. (именно с этого времени, как показывает археология, в Спарте начинается упадок искусства) Спарта оставалась нормальным государством архаического типа. Затем наступил резкий перелом и она превратилась в тот изолированный от внешнего мира лагерь с суровым военно-полицейским режимом, каким ее изображают авторы V-IV вв. до н. э. Непосредственную причину этого перелома многие видели в реформе (или серии реформ), которая придала Спарте ее известный всему миру классический облик. Таким образом, если привлечение этнографических параллелей в работах Нильссона и других исследователей позволяло говорить о «естественном» происхождении спартанских обычаев, о их родстве с обычаями первобытных народов, то археологические открытия начала XX в. представили «ликургов космос» уже в ином свете, как продукт сознательной деятельности безымянных законодателей, датируемый сравнительно поздним периодом спартанской истории. Археология, однако, не могла дать сколько-нибудь определенного ответа на вопрос о характере реформы середины VI в. Поэтому в литературе 20-30-х гг. наметились две прямо противоположные тенденции в решении этой проблемы [73]. Некоторые ученые склонны были видеть в событиях VI в. в Спарте лишь возврат к прошлому, искусственное оживление старых дорийских обычаев и учреждений. Такого мнения придерживался уже Г. Диккинс, впервые высказавший эту мысль [74]. Другие, напротив, усматривали в этих событиях скачок в новое качество. С наибольшей последовательностью и полнотой развивает эту точку зрения в своей «Экономической и социальной истории Греции (до греко-персидских войн)» И. Хазебрёк [75]. Переворот середины VI в. до н. э. в Спарте он приравнивает к реформам Солона и Клисфена в Афинах, полагая, что результатом этого переворота было ниспровержение могущества родовой знати и установление власти демоса [76]. Таким образом, Спарта, по мнению Хазебрёка, перешла со стадии аристократического гомеровского государства на стадию полиса. Совершенно парадоксально звучит утверждение Хазебрёка, что именно в Спарте в ходе реформ VI в. сложилась античная демократия в наиболее радикальной ее форме, так как только здесь и на Крите было достигнуто абсолютное политическое и социальное равенство всех граждан [77]. Противоположных взглядов придерживается В. Эренберг. В ряде своих работ, посвященных ранней Спарте, он высказывает мнение, что основы ее общественного строя не были затронуты реформами VI в., благодаря чему спартанское государство сохранило характерные черты первобытной военной общины, утраченные другими полисами [78]. Отсюда логически вытекает утверждение, на которое нам уже приходилось выше ссылаться: «Спарта - это государство, которое никогда не имело ничего общего с подлинной сущностью полиса»[79]. Концепция Эренберга - весьма противоречива. Признавая, что Спарта VII-VI вв. до н. э., как и другие греческие государства архаического периода, знала резкое имущественное расслоение граждан и возникающую на этой почве социальную борьбу, «почти революционную» по своему характеру, он тем не менее не объясняет, каким образом в этих условиях могла сохранить свою первоначальную целостность военная община дорийцев со всеми присущими ей институтами [80]. Обеим концепциям - концепции Эренберга, равно как и концепции Хазебрёка при их явной противоположности друг другу присущи в общем одни и те же недостатки. Оба автора, следуя М. Веберу, изображают становление полиса как чисто механический процесс увеличения численности правящего сословия, главным движущим фактором в котором является изменение военной техники и переход от гомеровской тактики поединков к сражению в сомкнутом строю [81]. В обоих случаях применение этого критерия к ранней истории Спарты при крайней скудости источников ведет к большой произвольности оценок. Вместе с тем и Эренберг и Хазебрёк оставляют без внимания ряд важных конкретных вопросов, от решения которых фактически зависит и ответ на основной вопрос о характере спартанского государства. Так, совершенно неразработанным остается у обоих авторов вопрос о сисситиях. Эренберг ограничивается здесь ссылкой на Нильссона [82], а Хазебрёк почти дословно повторяет рассуждения Пёльмана о «государственном социализме» в Спарте [83].