Мужской день

Здесь мне не нравилось только то, что карабкаться вверх и спускаться вниз приходилось в густой толпе незнакомых людей.

Здесь, на горке, мир казался совсем другим, незнакомым.

Здесь люди играли в царя горы и съезжали вниз на железных санках, здесь запросто можно было получить снежком в глаз и нарваться на больших ребят, которые начинали тебя подробно допрашивать – кто ты и откуда.

Здесь зима была веселой и опасной. Она была жаркой. Жаркой до того, что хотелось приложить снег ко лбу. И к шее.

Но такая зима мне не нравилась.

Мне нравилась наша зима. С крепостью, которую мы строили много дней. С хоккеем без коньков, когда я стоял в воротах. С сосульками, которые мы сбивали и смотрели, как они тают в ладонях, а иногда ели.

Но что об этом рассказывать. Это и так все знают.

* * *

Я проснулся и подошел к окну.

Во дворе чернел силуэт Женьки. Он стоял у тополя и сбивал сосульки огромной палкой.

Иногда Женька оглядывался на мои окна.

Я прижался к стеклу.

Во дворе было слишком темно. Но в освещенном окне Женька должен заметить мою фигуру! Я начал делать какие-то знаки, но он все стоял и сбивал палкой сосульки.

– Даже и не думай! – сказала мама. – Даже и не мечтай!

После некоторой паузы мама шепотом сказала:

– Сумасшедшие какие-то.

А я еще долго не отходил от окна.

ВЕСНА

Весной мама доставала с антресолей мои резиновые сапоги и долго щупала их и мяла, прежде чем отдать мне.

– Не малы? – с надеждой спрашивала она. – Неужели нога за зиму не выросла?

– Ну как тебе сказать, – говорил я, расхаживая в сапогах по комнате. – Может быть, и выросла. Но не сильно.

– Да понятное дело! – в сердцах говорила мама. – На два размера больше покупала! Ну-ка, давай сними.

Я послушно кряхтел, снимая сапоги, а она относила их в ванную и проверяла, наливая полванны и окуная туда мои старые резиновые сапожищи красного цвета на толстой подошве, с полушерстяной тканью внутри голенища.

Сапоги у меня были, конечно, то, что надо.

– Ну-ка, встань в них! – кричала мама из ванны, и я шел в ванну, со вздохом снова обувал сапоги и вставал.

– Не чувствуешь? – с надеждой спрашивала она. – Не текут?

– Да не текут, мама, не текут! – кричал я из ванны, уже потеряв всякое терпение. – Выпускай меня скорее, а то уже нет никаких сил!

– Каких же это сил, интересно мне знать, у тебя нет? – подозрительно спрашивала мама, уперев руки в боки, что означало обычно ее готовность отстаивать свою точку зрения и свои принципы во что бы то ни стало.

– Мама, не надо! – говорил я. – Выпускай меня скорее, а то ноги вспотеют!

– Ох, горе ты мое луковое! – сокрушенно вздыхала мама и одевала на меня:

– пальто старое, с короткими рукавами, зашитое в двух местах, под рукавом и на локте;

– штаны от спортивного костюма с начесом;

– и старую отцовскую кепку...

Выпуская меня на улицу ранней весной, мама обычно произносила заготовленную речь:

– И учти, если заболеешь, я себе больничный брать не буду! Будешь лежать дома один с температурой, кашлять, а если хочешь, я вообще тебя лучше в больницу положу! Так что давай смотри!

И в этом патетическом месте своей речи мама захлопывала перед моим носом дверь, и я, не веря своему счастью, выходил во двор, под первые лучи жаркого весеннего солнца, выходил и сразу же начинал искать...

* * *

Я искал приложения своим силам.

В кармане у меня была маленькая железная лопатка, а если я не мог ее найти после зимы, я поступал еще проще – орудием труда мне служила обычная плоская деревяшка, типа досточки или даже любая толстая палка.

В принципе, я даже больше любил подручные, найденные во дворе орудия труда, потому что выходить во двор с лопаткой в кармане было в моем возрасте как-то несолидно. Тем не менее, лопатка есть лопатка, вещь удобная и практичная, поэтому если она попадалась дома под руку, я ее все-таки брал.

* * *

Главной же моей задачей было найти место для запруды.

* * *

Где делается запруда?

Запруда делается в самом быстром и бурном месте ручья. Она также делается в том месте, где не очень ходят люди. Кроме того, она делается в том месте, где полно лишней земли, камней, кусков асфальта. Можно, конечно, все эти материалы перенести из другого места, но это, во-первых, тяжело, а во-вторых, можно потерять время и запруда размажется, рассыплется, разрушится под напором воды, строй тогда новую. Начинай сначала.

А начинать сначала и так приходилось не раз и не два в течение весеннего трудового дня!

– Работай, негр, солнце еще высоко! – обычно говорил мне Колупаев, подойдя в самый неподходящий момент.

В принципе, подходящего момента и не бывает во время строительства запруд.

– Может, и ты поработаешь? – спрашивал я Колупаева с легкой издевкой, но и с тайной надеждой.

Могучие силы Колупаева мне бы очень могли пригодиться! Да и вообще, вдвоем веселее. Но Колупаев молча стоял и смотрел, как я работаю.

А я работал, работал, работал...

Трудно сказать почему, но ручьев в нашем дворе было какое-то невероятное множество.

И все они текли в разные стороны!

– Куда же они текут? – спрашивал я своего друга, пытаясь хоть в этом получить от него какую-то пользу.

Но Колупаев по-прежнему стоял и молчал.