Мужской гарем

Вспомнив, полезла в чулан: там скопилось все, дорогое душе и ненужное в жизни. Нашла, стряхнула пыль с бархатной старой обивки. На Далилу пахнуло валокордином — этим запахом все пропиталось в доме хворающей Мары. Отбросив горькие мысли, Далила достала божков, поразилась: «До чего же малы!»

Она расставила их на комоде, одного за другим по росту. Так раньше слоников ставили.

«Божки отлиты, похоже, из бронзы, — размышляла она. — Или из серебра. Точно трудно сказать, так они стары и черны».

Покрутив самого большого в руках, Далила ощутила жутковатый холод в груди и подумала: «Этот божок похож на дом. Даже на крепость. Вот это не плечи, а ворота, здесь же, в складках одежды прячутся окна-бойницы…»

— Черт, что приходит на ум, — поразилась она. — Это же архитектура моего состояния: в крепость превратилась моя душа. Тревога. Все, что происходит за стенами крепости, должно быть скрыто от посторонних глаз. У меня появилась страшная тайна, и я должна с этой тайной как-то определиться.

Ночью Далила этим и занималась: не спала, а с тайной определялась. Вспоминала рассказ Евгения, девицу лютой ненавистью ненавидела.

"Господи, откуда на нашу голову эта дрянь взялась? — вытирая слезы, мысленно вопрошала Далила и ворочалась с боку на бок. — Будь она проклята, эта убийца! За какие грехи на меня такая напасть?

И не с кем совсем посоветоваться. Отец и мать далеко. Тетка больна, ее опасно расстраивать. А Матвею только скажи, он сразу в крик: «Твой племяш! Ты его избаловала! Я тебя предупреждал!»

Александру тем более рассказывать про Женьку нельзя. Он от ревности озверел в последнее время. Ревнует даже к столбу".

Впрочем, к племяннику Далилу все ревновали: и муж, и сын, и даже любовник.

«И не грех им к сироте ревновать? — удивлялась она. — Неужели я могу бросить сына сестры?»

Никто и не требовал Бонда бросать, всего лишь просили быть с ним построже.

Матвей частенько ворчал: «Либерализм развела, наседка».

Александр с первых ее рассказов возненавидел Евгения. Давно уже слышать о нем не желал.

— Но почему? — поражалась Далила. — Ты ни разу его не видел.

— И видеть не хочу здорового бугая, который сидит на шее у тетки, — отвечал Александр.

И был не прав. Щепетильный Евгений старался родственников не обременять. А ревновали все потому, что безумно любила Далила племянника и скрыть этой любви не могла. Слишком уж она им восхищалась.

Как психолог она понимала, что мужчин раздражают ее восторги честностью Женьки, его благородством, силой воли, умом. Но поделать с собой ничего не могла. Как ни старалась, нет-нет да и выскочит новая похвала. А как не хвалить, если Женька заслуживает.

Разве Бонд виноват, что он настоящим мужиком уродился?

Нет, «виновата» Далила. Она таким воспитала его. И она же не правильную политику повела в семье, не смогла нужным образом близких настроить.

Теперь оставалось одно: пореже вспоминать о племяннике при муже, сыне, любовнике.

В связи с этим мучительно не хватало Галины. И другие подруги были, но тайну доверить Далила только Галке могла. А сейчас остро нужен был дельный совет. Теперь уже одолели сомнения, так ли чист ее Женька?

И в самом деле, с чего Далила взяла, что он все до последней детали ей рассказал?

«А ну, как парень недоговаривает? — всполошилась она. — Или хуже, сам в этом деле замешан, но не хочет тетку пугать и потому по-благому скрывает».

Матвей во сне заворочался. Далила представила, что будет с карьерой мужа, если история просочится в печать, и содрогнулась. Перед глазами замелькали газетные заголовки: «Племянник декана замешан в убийстве!», «Племянник профессора серийный убийца!».

«И Матвея, и меня туда приплетут, — ужаснулась она. — Прессе лишь бы сенсация, а попробуй потом отмойся».

Уверенность, что Евгений не способен на преступление, ее не покинула, но разве хороший поступок криминальным оказаться не может? Тем более в нашей стране. Попробуй, окажи сопротивление толстосуму — вмиг окажешься за решеткой. И плевать всем на то, что ты прав.

«Нельзя в милицию сообщать, — решила Далила. — С девицей сначала надо поговорить. Наедине. Без Женьки. Если увидит она, что ее раскусили, что не собираются ей потакать, может, сама и уйдет. Заодно выясню, не причастен ли Женька».

Мысль о причастности Евгения к убийствам окончательно лишила Далилу покоя. С одной стороны, она видела, что преступница Вета подставляет ее родного племянника. Желание немедленно положить грязным козням конец было неодолимым.

Но с другой стороны, мучил вопрос: а только ли козни здесь? От одного ли благородства печется о посторонней девице Евгений?

Из гостиной донесся бой напольных часов.

— Раз, два, — шепотом разогналась считать Далила, но осеклась.

На двух часах бой прекратился.

«Не так уж и поздно, — вдохновилась она. — К тому же, не до приличий. Если спят, разбужу. С ума ведь сойду, дожидаясь утра. Поеду. Прямо сейчас, — в конце концов решила Далила, вскакивая с кровати. — Если Женька не причастен, на улицу вышвырну эту дрянь своими руками! И пусть он посмеет мне пикнуть!»