Мужской клавесин

Едва познакомившись, он сразу нашел верный подход к каждой. Меня он принялся развлекать карточными фокусами, Тате наливал водку, а Саманте подпел, и очень душевно: «А ты взглянуть не догадался, умчался вдаль, казак лихой».

Под утро мы разбрелись по комнатам. Вероника с кавалером уединились в гостиной, а мы поплелись в спальню разбирать старые кресла и готовить себе ночлег.

– А неплохой такой мужик, душевный, – заплетающимся языком заявила Тата. – Только уж больно щуплый.

– Да, ничего, – согласилась я зевая.

…Разбудила меня суета и какое-то движение возле меня. Открыв глаза, я увидела перед зеркалом Веронику, яростно втирающую в шею крем. Шея пылала. Вероникины глаза были заплаканы. Саманта и Тата, уже совершенно одетые, сидели рядом с траурными лицами.

– Что случилось? – спросила я, протирая глаза.

– Он ушел! – всхлипнула Вероника, не прекращая тереть шею. – Поставил мне засос на шее и ушел! А у меня сегодня презентация, что мне, шарф надевать? Как я покупательницам на глаза покажусь, с засосом таким?

Она убрала руку и продемонстрировала синюшное пятно.

– Ужас, – пробормотала я. – А почему он ушел? Среди ночи… Вы поругались?

– Ничего мы не ругались, – пожала плечами Вероника. – Он начал меня раздевать, поставил засос, а потом вдруг застегнул штаны и говорит: «Чего-то ты сегодня какая-то зажатая». Встал и ушел.

– Вот сволочь, – неожиданно с чувством произнесла молчавшая до сих пор Саманта.

– Главное, он, падла, водку унес с собой, – подлила масла в огонь Тата.

– Какую водку?

– Он принес бутылку, помнишь? Так вот, забрал недопитую.

– Это уже ни в какие ворота, – я надела халат. – Он нормальный, вообще?

– А тебе он понравился! – съязвила Тата. – Ты над фокусами его дурацкими больше всех хохотала! Тебе прямо кое-что покажи и уже смешно. В людях не разбираешься! А еще психолог!

– Кто же знал, что он унесет водку, – оправдывалась я. – Здесь психология бессильна… Ты сама его нахваливала больше всех!

– Ладно, девочки, не ругайтесь, – примирила нас Вероника. – Сама не знаю, что и подумать. Бред какой-то…

Впечатление от вечера соловьиных трелей было испорчено, и отношения Вероники с электромонтером сошли на нет. Он появлялся все реже и поздравлял только с Восьмым марта. Вероника переживала и несколько раз позвонила сама, но он мило отшучивался и свидания не назначал.

И вот они встретились. Вероника, после родов сменившая сорок шестой размер на пятьдесят второй, в рваном тулупе с помойным ведром. А он, как на грех, вообще мало изменился. Даже выглядел слишком молодо для своих сорока лет.

Помахав Веронике рукой, он хотел пройти мимо, но неведомая сила заставила его остановиться и сказать бывшей подруге: «Привет! Как дела?».

– Родила, – усмехнулась Вероника, чувствуя себя невыносимо гадко под его взглядом: неопрятная толстуха на помойке. Картина в духе передвижников.

– Молодец! – похвалил электромонтер.

– Может, зайдешь, чаем тебя угощу, – пригласила Вероника. Трепет прежнего чувства заставлял ее голос дрожать.

– Не откажусь, – кивнул он.

Вероника, как кормящая и располневшая мать, придерживалась диеты, поэтому к чаю в доме нашлись только окаменевшие сушки.

Электромонтер сгорбился над кружкой, держа ее обеими руками и дуя на кипяток. Все эти жесты до мелочей были знакомы и любимы Вероникой, стройной и девической, из прежней легкомысленной и приготовительной жизни. На глаза ее навернулись слезы.

– Ты замужем? – спросил электромонтер.

– Нет, – протяжно ответила Вероника, глядя на него страстно через пелену слез.

– А как же ребенок?

– А вот так.

Электромонтер сочувственно кивнул, погрыз сушки и засобирался уходить. (Полцарства за засос!). На Веронике была безразмерная футболка, заляпанная остатками молочной смеси.

– Ну, я побежал, – попрощался он. – А ты держись. Все будет хорошо.

Когда он ушел, Вероника обнаружила на кухонном столе тысячу рублей. Электромонтер из сочувствия оставил ей денег.