Мужской роман

— Что ж, видимо просто хотели послушать голос твоего очередного ухажера. И правильно. О чем им со мной говорить? — Игорь раньше и не подозревал в себе столько ехидства, — Если бы у нас было что-то серьезное, ты б давно рассказала обо мне. А раз я просто очередное увлечение, то и …

— Игорь, ведь это была Марийка, — Вера исподлобья одарила взглядом-укором и снова отвернулась.

— С чего ты взяла? Она бы не стала звонить так поздно. Да и не молчала бы… — Игорь даже всю свою язвительность растерял от растерянности.

— Мне звонили бы на трубу, — пояснила Вера, — Кроме того… Знаешь, женщина всегда чувствует соперницу. Я знаю, что это была она. Просто знаю, и всё.

— Значит, перезвонит завтра, — резонно заключил Игорь, — Но это не в её привычках — молчать в трубку. Какая она тебе соперница, о чем ты? Мы с ней прекрасно друг друга поняли. В дружбе жили, дружески расстались. Я такой — какой есть сейчас — совершенно ей не нужен. Ей строители коммунизма нужны, а с сумасшедшими, к построению семьи по принципам женских журналов не пригодными, она всегда предпочитала не связываться… У тебя нет соперниц, Вера. Я свою жизнь от наносной фальши очистил полностью. Весь я теперь подогнан под нас с тобой. Без остатка. И знаешь, даже жаль немного. Оставил бы кусочек себя, было б куда сейчас прятаться. Когда ты уходишь в свою жизнь, оставаться нами становится невыносимо. А становиться собой уже не могу — весь в нас превратился.

И тут прорвало Веру.

— Ну что ты уцепился за эту свою «мою жизнь»? И как мне жить теперь, зная, что я мучаю тебя? — она почти кричала, нервно заламывая ладони и тяжело дыша, — Ведь ты крушишь сейчас все, что между нами есть, понимаешь? Оказывается, тебе плохо, оказывается, невыносимо… Я-то думала, что мы счастливы!

Такой реакции на свои последние слова Игорь никак не ожидал. Он открывал душу, стремясь к налаживанию контакта, а, его, как оказалось, воспринимали в штыки.

— Молчишь? — Вера сокрушенно покачала головой, — Нечего ответить? Значит, действительно несчастен, раз даже не возражаешь… И что же мне теперь делать? Понимаешь, все дело в разности темпов. У нас с тобой разные скорости… Ты успеваешь поломать прежний мир, выстроить свежий и уже приготовиться к разрушению этого нового, пока я только собираюсь с мыслями. Ты действуешь наобум и по наитию, а я хочу провести все как можно безболезненнее для всех, как можно правильнее. Я жду момента, а ты …

— А что мы будем делать, если момент этот не представится? Или, если наступит он тогда, когда от меня уже ничего не останется? Ты ведь не слепая, ты ведь видишь, в какое чудовище я постепенно превращаюсь из-за вынужденного бездействия…

— Момент представится! Я сама формирую его. Именно этим своим безэмоциональным бездействием и формирую. А ты своим неверием рушишь нас.

Игорь вдруг ощутил бесполезность всяких разговоров. Спор, в котором каждый преследует цель остаться при собственном первоначальном мнении, неизменно превращается в ругань. Ругаться уже надоело.

— Пойдем спать, — Игорь мягко обнял Веру за плечи, — Давай забудем все это, и пойдем спать. Знаешь, как будто сглазили… На нас обоих сегодня нашло что-то нехорошее. Это нужно усыпить. Пусть оно уснет вместе с нами, но, в отличие от нас, не проснется. Никогда больше не проснется.

Вера покорно позволила увести себя в комнату. Игорь вдруг почувствовал, что её слегка трусит. Кажется, происходящее стоило Вере еще больших нервов, чем ему самому.

— Вот такого тебя я люблю, — уже освободившаяся от оков одежды Вера сидела на краешке кровати и наблюдала, как Игорь заводит будильник, выключает телефон, гасит свет, распахивает окно, — То есть люблю-то я тебя любого, но с таким тобой, я, кажется, смогу быть счастлива всегда.

— С каким?

— Заботливым, мудрым, и верящим в то, что все у нас получится… Я очень люблю тебя. Правда.

— Я знаю, — Игорь взмахнул простынёй, укрывая, и сам нырнул в постель, — Я чувствую.

«Знаю, чувствую, но не знаю, смогу ли продолжать это делать» — мысленно добавил он, проваливаясь в сон.

— А ведь ты так и не переубедил меня. Неужели и впрямь чувствуешь себя несчастным со мной? — Вера подождала ответа и, не дождавшись, продолжила, — Если так, то к чему тогда все это…

Игорь промолчал. Опровергнуть — значило признать возможность дальнейшего затягивания всех этих маскировок, шифровок и тайных встреч. Увы, затягивалась они петлей, при чем на его, Игоря шее. Шею было не жалко. Жалко было испорченных отношений, которые потом уже вряд ли удастся восстановить. Согласиться — значило причинить Вере боль и дать повод к опусканию рук. Кроме того, на самом-то деле Игорю было очень хорошо с Верой. Она была, бесспорно, его женщиной — не в смысле собственности, а в смысле родства. Половинкой, судьбой… Шансом на настоящую жизнь, когда всю необходимую гамму ощущений получаешь от одного человека, и, отдаваясь, умещаешься в нем полностью. Когда не мечешься по разным судьбам, в поисках реализации чего-то своего невостребованного, или ради получения чего-то недоиспытанного. Шансом избавиться от фальши и поверхностности…