Мужской стриптиз

- Это горе, - пролепетала обреванная Маринка. - Настоящее, непридуманное... Какое беспросветное одиночество заставляет людей сочинять дурацкие, нелепые послания в газеты и молить о друге и любимом... Очень страшно... Я даже не представляю, что с ними будет, если они никого не найдут...

Андрей не нашелся, что ответить. Странно - он впервые ощутил собственную ущербность и понял, что все или почти все его женщины умнее и глубже своего великого партнера по паркету и постели. Все они лучше знают жизнь, больше умеют и сознают, тоньше чувствуют. Даже Маринка. И ему никогда не добраться до их уровня, никогда до них не дотянуться, не подняться, как ни пытайся.

Почему он всегда выбирает именно таких? Ему бы что-нибудь попроще и полегче. А его тянет на необычных, странненьких, с миром в ладу не живущих. "Ну и пусть..." Значит, так надо.

Андрей перестал даже пробовать вникать в ситуацию, перестал ее отслеживать и пытаться что-либо осознавать. Он устал. Выдохся на неудачном повороте. Маринка по-прежнему была необходима, но не могла заменить грома аплодисментов, восторженных криков зрительного зала и легкого, незабываемого скольжения по паркету... Литвиненко привык идти первым, всегда только первым. И не желал так просто смириться со своим поражением. Он мучился, тосковал, рвался из дома прочь. Иногда часами бессмысленно бродил по темным, чужим улицам.

- Начались вставально-бродильные ночи? Налицо дурная болезнь! - сообщил другу Тимоша, прознав о поздних бдениях и прогулках. - Не та, что ты думаешь, а та, с которой в психушку загреметь проще простого! С мозгами давно не встречался? Лечиться тебе, может быть, еще рано, но отдыхать уже пора!

- От чего отдыхать? - равнодушно поинтересовался Андрей. - От танцев и от Степана я уже вполне отдохнул. Это последнее, что мне о себе известно.

Маринка боялась жить на первом этаже в квартире Андрея.

- Под окном без конца кто-то ходит, - жалобно бормотала она ночью Андрею. - Какие-то люди... Я боюсь.

- Это не люди вовсе, - сонно отзывался Андрей. - Это влюбленные. Или воры. Один черт. Теперь ты знаешь все... Пусть они тебя не тревожат. Я ведь тебе насчет них недавно объяснял...

Тимофей сообщил приятелю, что он может лететь за океан один, без Зои - она наотрез отказалась.

- Но в приглашении написано... - начал Андрей.

- На заборе, друг, тоже одно слово было написано, - весело проинформировал Тимошка. - Бабка заглянула, а там типа дрова! И сушите весла! Конец цитаты! Кисло, Андрюха! Чего ты опять рогом упираешься? Снова за старую шарманку "ну и пусть"? В зубах навязла ежиная страшилка с твоим обязательно нелегким путем! Тебя заело, что ли, напрочь заклинило на этой очаровательной идейке? Последний герой! Мотай себе за бугор, раз дозволяют! Твой фарт! Мы - дети смутного времени! Степка организовал и договорился! На остальное "глазки закрывай"! Не первый день замужем!

Услышав о Степане, Андрей закаменел и попросил Тимофея больше глупостями его не тревожить. Пускай за океаны летают другие! Андрею и тут совсем неплохо.

"Душа скорбит и молится у бездны на краю..." Но не для широкого обозрения.

...Обуреваемая страстями, одуревшая Викуля неожиданно что-то возмущенно завопила. Видно, совсем забалдела от неразделенной любви. И чем ее Тимофей не устраивал? Непонятно... Всем нравится, а ей другого подавай!.. Оборзела баба! Съехала с нарезки! Или много приняла на душу?

- Кисуль, разве я не ценю качество? - ласково и разухабисто прошептал обольстительный Тимоша. - Качество по разумной цене! Я - порочное дитя! Зато долгоиграющее!

На помощь поспешил удивленный Виталий. Он был не в курсе дела и принимал Тимошкины дурачества и выкрутасы за чистую монету.

- Успокойтесь, сударыня! - заворковал Виталий с придыханием. - Неужели юноша перешел границы допустимого? Я что-то не заметил! Но в любом случае простите и не сердитесь! Вы просто его очаровали, и он потерял голову! Это же так естественно, когда видишь столь несравненное создание!

Зинуша насмешливо улыбнулась. Закачались и засверкали дорогие забавные фенечки в ушах и на шее... Викуля фыркнула и немного успокоилась, хотя глазки остались недобрыми и рыскающими по сторонам. По-прежнему звучала музыка, танец продолжался...

...Ему никогда не надоедала и не могла надоесть Маринка, эта малахольная, просыпающаяся только в постели, когда он бережно и осторожно касался ее руками. Она становилась тогда совсем другой, непохожей на дневную, утреннюю и вечернюю Маринку. Ночь так меняла ее или это удавалось Андрею?

Он долго бы еще искал ответ на свой немудреный вопрос, если бы не лучший приятель Тимоша.