В тревожном ожидании она вошла в операционную и внимательно посмотрела на Хьюстона.
Но его сейчас звали доктор Хейз. В операционной он вел себя как обычно, и никто не мог заподозрить, что совсем недавно они провели вместе страстную, незабываемую ночь. Его невозмутимость обескуражила ее.
Он не выказывал ни малейшей подавленности по поводу своей раны и утраты привычного места оперирующего хирурга. Джози даже пришло в голову, что, если бы выздоровление зависело от силы воли и упорства, Хьюстон был бы уже здоров на все сто процентов.
Ему поставили высокий табурет справа от Джози, на котором он уже восседал, когда она вошла, готовая приступить к операции.
– Вы задержались, доктор Эдкинс? – спросил он безразличным тоном.
– Нет, я беседовала с пациентом.
– Никогда бы не подумал, – буркнул он.
– Простите? – Она взглянула на него, но натолкнулась лишь на жесткий взгляд холодных голубых глаз.
Тем временем ввезли миссис Фрэнске на каталке, и Хьюстон ничего не ответил. Все еще преисполненный ответственности за все, несмотря на утрату главной роли, он дал команду санитарам переложить миссис Фрэнске на операционный стол.
Анестезиолог спокойно попросил больную сосчитать до десяти, накладывая маску ей на лицо. Миссис Фрэнске успела досчитать до трех и отключилась.
Деятельность жизненно важных органов, пульс и давление отслеживались на мониторе, оборудование проверено, больная лежала на боку, ее нога была полностью стерильна и подготовлена к операции. Все уже готово.
Для Джози.
Ее рука почти не дрожала, когда она делала первый надрез на верхней части ягодицы. Хьюстон по ходу операции указывал на сосуды, которые следовало прижечь для избежания кровотечения.
На лбу у нее выступил пот.
Паника начала охватывать ее. Что она делала здесь? Жизнь этой доброй пожилой женщины находилась в ее руках, а она была всего лишь неопытной любительницей. Ее рука замерла.
Холодная комната показалась парилкой. Струйки пота потекли по груди, в горле застрял комок.
Хьюстон ободряюще хлопнул ее по плечу рукой в лубке, стараясь не использовать левую руку, стерильно чистую на случай, если в операции придется участвовать непосредственно ему.
– Эй, – произнес он. – Ты все делаешь правильно. Продолжай.
Она быстро обернулась и встретила его взгляд из-под маски. Он вновь кивнул, и она прочла уверенность в его глазах. Он верил в нее. В противном случае он не позволил бы ей продолжать операцию.
Переведя дух и проглотив комок в горле, она сконцентрировалась на операции. Требовалось вскрыть фиброзно-волокнистую оболочку чашки бедра, чтобы затем извлечь головку тазобедренного сустава.
Джози пришлось отпилить вывихнутую головку кости и расширить полость чашеобразной суставной сумки, чтобы освободить место для искусственного сустава.
Это ей еще предстояло проделать.
Голос сестры, читавшей данные о кровяном давлении и уровне кислорода, доносился будто издалека. Она сосредоточилась на том, чтобы руки не дрожали, работали точно, без лишней суетливости, в нормальном ритме. Она пыталась имитировать хьюстоновскую уверенность в себе и минимизировать количество остановок из-за собственных колебаний.
Здесь применялся бесцементный имплантат, и она аккуратно вставила новую чашку, закрепила ее шурупами, что потребовало больших физических усилий. На это ушло в два раза больше времени, чем у Хьюстона, когда он оперировал сам. Но она сделала это и облегченно вздохнула.
Медсестра вытерла у нее пот со лба, и Джози приступила к деликатному процессу скобления продольной оси кости с применением слесарного инструмента.
Хьюстон пробормотал:
– Хорошо, продолжай. У тебя получается.
Джози примерила пробный штифт и выбрала подходящий размер. Но вдруг заколебалась и вопросительно взглянула на Хьюстона.
– Длиннее? – спросила она сквозь марлевую маску на лице.
– А сама как думаешь?
– Пожалуй, чуть длиннее. Этот не слишком плотно укладывается в канавку.
Он вновь кивнул, повернувшись на стуле:
– Думаю, ты права.
Оставалось только подобрать подходящий штифт, с помощью молотка собрать основные компоненты протеза и заново выверить размер.
После новой проверки компонентов она уложила штифт, убедившись, что в ране не осталось осколков.
Отступив назад, чтобы ассистенты могли зашить рану, она ощутила неимоверное облегчение.
«Слава Богу, все кончено, – только и смогла подумать она. – И я не хочу никогда больше заниматься этим». Испуганная столь неразумными мыслями, она смотрела, как снимали анестезию, а миссис Фрэнске готовили к перевозке в палату для выздоравливающих, чтобы начать процесс адаптации нового протеза.
Она с трудом сглотнула. Вся операция заняла два с половиной часа, а она чувствовала себя так, словно полжизни пролетело с того момента, как она переступила порог операционной. Максимальная концентрация и потребовавшиеся физические усилия полностью опустошили, и непреодолимый страх охватил ее. Как могла она возненавидеть профессию, осваиванию которой посвятила последние девять лет жизни?