Седой сидел скованный, напряженный, прижав к себе Любашу правой рукой. Он был сейчас не в состоянии что-либо говорить...
Постепенно успокаиваясь, Любаша отстранилась от него и взглянула сияющими глазами.
– Ты, наверно, получил мое письмо, и только поэтому решил приехать? – грустно спросила она.
Седой молча кивнул.
– Я так надеялась на твой приезд, знала, чувствовала, что приедешь. С того дня, как я передала письмо в Ханкалу, я каждый день ждала тебя... Уже ведь больше двух недель прошло...
– Мы все время были на выходах. Почти не бывали в расположении. Я только вчера попал в Ханкалу, и мне передали письмо...
– Только вчера? – Люба не смогла скрыть радости. – И ты сразу приехал? Как же ты смог? Как тебя отпустили?!
– Так сложилось, что письмо начальник госпиталя передал начальнику разведки группировки. А мы вчера рано утром провели удачную операцию. Ну вот, а когда провели разбор операции у командующего, Влад, которому начальник госпиталя, видать, шепнул о нашей с тобой любви, попросил командующего отпустить меня на десять суток. Мало того, зная, что я буду сомневаться, ехать–не ехать, он сказал разведчикам, чтобы вечером во время ужина, который был заодно и завтраком, и обедом, они настояли на том, что мне нужно отдохнуть. Рано утром меня добросили до Моздока, а там я взял такси и приехал домой. Взял машину – и вот, я здесь... С тобой...
– Господи, это как же ты летел? Хорошо, что у тебя машина такая...
– Любовь моя, – перебил ее Седой. – Хватит о пустяках... Я ведь хочу увезти тебя на море. Ты сможешь отпроситься на несколько дней?
– Сейчас уже не смогу, – погрустнев, сказала Люба. – Только завтра. Начальник отделения уехал уже, я видела. Да и собраться мне нужно...
– Так ты согласна? – просиял Седой.
– А ты как думаешь, балда?! – Девушка еще теснее прижалась к нему. – Конечно, согласна! Вот только боюсь, что больше чем на три дня меня никто не отпустит. Раненых сейчас очень много…
– Ну да, – помрачнел Седой. – Под Курчалоем колонну «духи» раздолбали... Потерь много... А как ты...
– Легко! – вскричала девушка, догадавшись, о чем он хочет спросить. – Мои только вчера уехали на неделю к бабушке в Саратов… Постой-ка! Что же это я? Я сейчас сбегаю в госпиталь, возьму домашний телефон своего шефа. Он меня отпустит!
– А рапорт на отпуск? – забеспокоился Седой.
– Егор! – рассмеялась Любаша. – Здесь же не Ханкала. Здесь нет военных действий. Меня отпустят и без рапорта. Ты стой здесь, пожалуйста! Я быстро сбегаю!
Звонко чмокнув его в щеку, Любаша умчалась.
«На крыльях любви»! – вдруг подумал Седой, глядя ей вслед.
Ему было хорошо. На душе установился полный штиль... Он был рад этим нескольким дням простого человеческого счастья и понимал, что это подарок судьбы. И ему, и Любаше.
Он вышел из машины и потянулся, разминая затекшие в дороге члены.
Через полчаса прибежала Люба, радостно размахивая каким-то листком.
– Все, дорогой! – пролепетала она, не успев отдышаться. – Шеф дал мне адрес. Это пансионат Майкопского гарнизона в поселке Бетта. Прямо на берегу. Шеф позвонил начальнику пансионата, там уже готовят для нас комнату. Какие-то пустующие апартаменты... Поехали, поехали!
– Э-эй, ты же еще хотела собраться!
– А я о чем? Сейчас заедем ко мне домой. Я быстро соберусь и поедем. Только ты не будешь заезжать во двор ДОСа [18], хорошо?
– А я и не собирался заезжать в твой двор, заходить в твою квартиру и помогать тебе собираться... – Седой сделал вид, что обиделся.
– Ну, не делай такое лицо, любимый! Пожалуйста! Я же знаю тебя, как... В общем, хорошо знаю. Когда ты сердишься, когда только делаешь вид...
В 21.20 они вошли в директорские апартаменты пансионата, предоставленные на трое суток в их полное распоряжение. И обалдели от роскоши...
– Твою мать! – не удержался Седой. – Это явно не Ханкала...
Они лежали на пляже на широком полотенце, взявшись за руки.
Утреннее солнце еще не раскалило голыши, и легкий бриз приятно холодил их тела. Людей на пляже было мало, поскольку пляж военного пансионата был закрытый. И их радовало это безлюдье, это тихое ласковое море, это солнце, еще не начавшее расточать предобеденный зной... Даже визгливые крики чаек не раздражали.
Люба вдруг резко повернулась к нему, внимательно глядя на его лицо сквозь солнцезащитные очки.
– Егор!
– Да? – Седой не повернул головы, лежа с закрытыми глазами, прикрытыми узкими полосками очков.
– Можно тебя спросить?
– Ничего не выйдет, – ответил Седой.
– Ты о чем? – Люба приподняла очки на лоб.