Случай, касающийся нарушений правил режима, в принципе мог стать таким уроком, после которого руководитель начал бы опасаться всякой инициативы, связанной с возможным недовольством секретных служб. Только такая позиция была не в стиле Музрукова, для которого главными всегда оставались интересы дела, а уверенность в правильности принимаемых решений подкреплялась личным мужеством и чувством собственного достоинства. Ярко характеризует эти качества директора начальный этап организации на комбинате социалистического соревнования.
Ветеран комбината «Маяк» В. А. Шамаков вспоминает: «Следует сказать, что в первые годы становления нашего предприятия требования режима налагали много очень жестких ограничений на ряд сторон производственной жизни. Так, например, отдельными работниками высокого ранга ставилась под сомнение возможность применения у нас социалистического соревнования. Говорилось, что соревнование — это обсуждение результатов и, значит, гласность. А гласность в нашем деле, утверждали сторонники строгого режима, невозможна. Однако Б. Г. Музруков не согласился с таким мнением и предложил, не нарушая требований режима, развивать социалистическое соревнование на комбинате.
И вот робко, а потом все смелее стали появляться обязательства коллективов подразделений — например, ЦСиП, котельной. Постепенно к этим “новаторам” присоединялись другие. Так на нашем предприятии начало развиваться социалистическое соревнование».
К. А. Терехов, бывший в начале 1950-х годов председателем профсоюзного группкома № 7 комбината № 817, подчеркивает: «Б. Г. Музруков, как никто другой, занимался развитием на предприятии социалистического соревнования. На заседаниях президиума группкома он лично докладывал об итогах соцсоревнования. Перед заседанием обязательно собирали комиссию, которая подводила итоги, и Борис Глебович всегда присутствовал. Он говорил, что только путем действенного соревнования мы сможем постоянно улучшать работу основных хозяйств и всех вспомогательных служб, обязанных обеспечивать разностороннюю деятельность комбината».
Постоянная работа огромного реакторного «парка» на комбинате представляла собой сложный процесс, в котором не предусматривались минуты расслабления. Четкая организация, строгое соблюдение правил и регламентов, высокая производственная дисциплина стали правилом для персонала. К сожалению, даже это не всегда обеспечивало надежную безопасность работ.
Аварийные ситуации надолго запоминаются их участникам. Это и понятно — экстремальная обстановка, решительные действия, общее напряжение хранятся в памяти прочнее и ярче. И полнее высвечивают качества окружающих людей. Вспоминает И. П. Померанцев:
«Встреча с Б. Г. Музруковым, которую я запомнил на всю жизнь, была в конце апреля 1951 года. Я тогда работал старшим дежурным техником-дозиметристом в здании № 1 объекта “А”. 12 апреля 1951 года при извлечении технологического канала 12–21 в центральном зале атомного реактора произошла непредвиденная авария — россыпь рабочих блоков большой радиоактивности. Вот что случилось.
Я как специалист соответствующего профиля был ранее вызван в центральный зал, чтобы осуществлять дозиметрический контроль за извлечением освобожденных от блоков технологических каналов. Находился я недалеко от входа в зал. Контроль осуществлялся при помощи прибора “Маяк” с предельной шкалой измерения — 5000 мкР/с.
Персонал из центрального зала мною был удален. Крановщица, находившаяся за дистанционным пультом управления краном, извлекла из реактора технологический канал и повела его к шахте выдержки. Заработала сигнализация появления повышенного уровня радиоактивности в зале — так и было положено. По времени канал уже должен был опуститься в шахту выдержки, но сигнализация все работала. Я заглянул в зал и проверил активность по прибору. Прибор зашкалил — показывал радиоактивность 5000 мкР/с, а канал крановщица почему-то в шахту не опускала. Я позвонил по телефону ей на пульт. Она ответила, что, когда вела над залом технологический канал, из него высыпались урановые блочки. Они уже были облучены, содержали наработанный плутоний, и радиоактивность их была очень высокой. О случившемся я доложил начальнику смены Сергею Августиновичу Адольфу, а потом велел часовому отойти в безопасное место.