— Нет. — Крысолов мотнул головой, и длинная челка упала ему на глаза. — Тебе нельзя появляться в своей квартире, тебе даже в комнату свою возвращаться нельзя. Все должно остаться так, как было, чтобы он ничего не заподозрил.
— Тот, кто запер меня в погребе?
— Тот, кто хотел тебя убить.
— А как же тогда? — То ли от пережитого, то ли от выпитого вина она плохо соображала. Мысли разбегались, и собрать их было невероятно сложно.
— Есть у меня на примете одно тихое местечко, там тебя точно никто искать не станет. Отсидишься пару дней, а потом я за тобой заеду.
— А сам останешься? — Марта прижалась виском к прохладному стеклу. — Не боишься?
— Чего? — Наконец-то он разжал пальцы и отпустил ее руку.
— Того, что ты теперь один из нас, что тебя тоже могут попытаться...
— Со мной все будет нормально, не переживай.
— Я не переживаю.
— Это хорошо. — Крысолов выглянул в окно, а потом добавил: — Все, нам пора! Мне еще вернуться нужно до рассвета. Переодевайся!
Надевать грязную одежду не хотелось, но, похоже, выбора у нее сейчас не было. Крысолов как-то слишком стремительно и нагло перехватил бразды правления.
— Отвернись.
Если бы он хоть взглядом, хоть жестом дал понять, что теперь-то уж ей стесняться совершенно нечего, Марта бы его возненавидела, но он молча отвернулся. И даже пес его деликатно уткнулся мордой в передние лапы. Джентльмены...
…Джип Крысолова остановился перед уже известными Марте воротами. «Двое из ларца» были на боевом посту.
— Это твое тихое местечко? Марта неодобрительно покосилась на Крысолова.
— Да, здесь тебя точно искать не станут, а Лысый пока за тобой присмотрит.
— Не нужно за мной присматривать!
— Нужно! — Он достал из кармана куртки свои очки, рассеянно повертел в руках, надел и снова превратился в паяца. Очень решительного паяца. — Я знаю, что делаю, можешь мне поверить.
Можешь мне поверить... Марта научилась не доверять никому, даже самым близким. Так с какой стати ей верить чужаку?!
— У тебя нет другого выбора. — Крысолов словно читал ее мысли. — Но, если очень хочешь, мы можем вернуться, чтобы тот ублюдок закончил свое дело.
— Не нужно. — Были дни и даже месяцы, когда Марта не хотела жить, когда она мечтала, что кто-нибудь сделает с ней то, на что у нее самой не хватало силы духа, но те времена прошли. Сейчас она хотела разобраться в том, что происходит. — Твой клуб ничем не хуже поместья.
— Уверяю тебя, он во много раз лучше. — Крысолов улыбнулся, посмотрел на нее поверх очков. — И поверь, Лысый — не самая плохая компания.
Они уже въехали на территорию клуба, когда Крысолов вдруг спросил:
— Кто из твоих родственников водит спортивный автомобиль?
— Эдик. Он помешан на скорости и дорогих авто. А почему ты спрашиваешь?
— Да так. — Крысолов неопределенно пожал плечами. — Просто любопытно...
Творец, 1955 год (Талия)
Осень просыпалась на Парнас оранжево-красной кленовой листвой, путалась в волосах липкой паутинкой, щекотала щеку запоздалыми солнечными лучами, а на сердце у пятидесятилетнего, уже убеленного сединами Саввы цвела весна!
Он влюбился! Любовь его была нечаянной и оттого особенно радостной. Она наполняла его таким светом, от которого сердце трепыхалось в груди, точно у безусого мальчишки.
Савва давно не посещал театр. Театр напоминал ему об Анне, и в воспоминаниях этих было слишком много отравляющей душу горечи. Но тот выход в театр являлся частью обязательной программы, и Савва скрепя сердце согласился...
Актриса была совсем юной. Хохотушка, веселушка! Комичная и невероятно милая в этой своей комичности. Афиши называли ее Ниной Воронцовой, но друзья и близкие знали ласково — Ниночкой.
Ниночка! Имя перекатывалось на языке лесными ягодами, оставляло сладкое и томительное послевкусие. А свет, по-юношески задорный и задиристый, от самых подмостков дотянулся до Саввы, укутал уютным сиянием. Не было сил удержаться. Сидя в представительской ложе, Савва с торопливой жадностью набросал портрет Ниночки, которую в душе уже называл Талией12
. Получилось искренне и не по возрасту наивно, но корзина белых роз добавила его скромному подарку солидности.Ниночка приняла подарок с открытым сердцем. И подарок, и не верящего в свое счастье Савву. Они поженились через месяц, а еще через два молодая жена, смущаясь и чуть заикаясь от волнения, сообщила, что ждет ребенка.
Ребенок! Его первенец! Продолжение его и Ниночки! Радость Саввы была почти настоящей, почти искренней, он даже решил рассказать о ней своим музам.
Парковый павильон, новый дом для его муз, Стрельников строил сам, своими собственными руками. Каждый кирпичик, каждая плиточка выбирались им с придирчивой тщательностью, а работа приносила давно забытое удовольствие. Отныне музам нет нужды прятаться в чулане, теперь они всегда будут рядом с ним, и старые клены станут охранять их покой.