Музы дождливого парка

…Звук, странный, потусторонний, вплетается в слова, превращает их в песню. Флейта. Там, в бушующем за окном ненастье, какой-то сумасшедший музыкант взялся играть на флейте. Мелодия незнакомая и знакомая одновременно, тревожная, вынимающая душу. И даже дождь аккомпанирует невидимому музыканту, и даже гром стихает, чтобы можно было слушать и наслаждаться.

Тень на пороге покачивается из стороны в сторону, точно загипнотизированная. Тень тоже слушает флейту.

— Кто ты? — Ей уже не страшно. Как же можно бояться, когда где-то совсем рядом рождается такое чудо?! — Ну же!

Ответом ей становится не то стон, не то вздох, незваный гость растворяется в темноте, где-то в глубине дома хлопает дверь…

Наваждение закончилось внезапно, оборвалось грубой и настойчивой телефонной трелью.

— Хозяйка? — В до сипоты прокуренном голосе Акима слышалась тревога. — Что-то случилось?

Он почти никогда не называл ее по имени, всегда только хозяйкой. Нату это одновременно и раздражало, и обижало, но спорить с Акимом не было смысла. На все ее упреки он отвечал неизменное: «Как тебе будет угодно, хозяйка». А она так до сих пор и не смогла понять, чего в этом слове больше — горечи или насмешки.

— Где ты был? — Облегчение разлилось по телу теплой волной, больше она не одна во вселенной. Верный Аким где-то рядом.

— В подвале. Запускал генератор. Там неполадки, пришлось повозиться.

— А трубку почему не брал?

— Звонок на вибрации, не услышал. — Аким, как всегда, был немногословен, но эта его немногословность успокаивала.

— Починил?

— Секунду! — В трубке что-то щелкнуло, и вслед за этим люстра под потолком зажглась нестерпимо ярким светом.

Ната прикрыла глаза ладонью, впервые за этот долгий вечер вздохнула полной грудью. Сердце тут же отозвалось уже привычной болью.

— Горит? — просипела трубка голосом Акима.

Ната открыла глаза, обвела взглядом гостиную. Свет теперь горел не только в доме, но и в парке. Оранжевыми шарами зажглись вдоль аллей фонари, гигантским белым подсвечником вспыхнул павильон. Нате казалось, что она даже видит черные силуэты статуй.

— Горит, — бросила она в трубку, отворачиваясь от окна. — Спасибо, Аким.

— Всегда рад стараться, хозяйка! — И снова не понять, чего больше в этих словах: насмешки или собачьей преданности. — Тебе что-нибудь нужно?

А ведь, пожалуй, и нужно! Аким из тех немногих, кому она может доверять. Не до конца, но все же.

— Марта не берет трубку. Ты мог бы посмотреть, что с ней?

— Она у себя? — А вот сейчас ни насмешки, ни подобострастия — одно лишь беспокойство. Как бы ей самой хотелось любить свою девочку той же светлой и незамутненной любовью, какой любят ее Аким и Зинаида! Хотелось бы, но — увы. С черной кровью всегда нужно быть настороже…

— Была у себя, а сейчас не знаю. Может, уехала в город.

— Я сначала проверю ее машину, а потом поднимусь на второй этаж.

— Аким! У меня гость. — Из-за всех этих неприятностей со светом она почти забыла про Крысолова. — Молодой человек с собакой. Возможно, ты увидишь его в парке.

— В парке? В такую погоду? Он в своем уме?

— Да, он в своем уме, Аким, — бросила Ната в трубку, а мысленно добавила: «Мне хочется в это верить». — Найди Марту.

Гроза закончилась внезапно, как это обычно и бывает с летними грозами. В небе в последний раз громыхнуло, окно в последний раз лизнули крупные капли, и истерзанный непогодой парк погрузился в умиротворяющий покой. Ната распахнула створки окна, впуская в гостиную свежий, пахнущий озоном воздух. Вот и миновала еще одна гроза. Гроза миновала, и она до сих пор жива. Есть повод для радости…

Сонную тишину дома разбудили тяжелые шаги. Странно. Походка Акима по-стариковски шаркающая, у Марты каблуки, Крысолов ходит почти неслышно. Еще один незваный гость?..

Первым в гостиную ворвался пес, мокрый от лап до кончика хвоста. Он бросил изучающий взгляд на Нату и присел на полу у самого края белого ковра. Умный пес, понимает толк в дорогих вещах. Следом вошел его хозяин…

Крысолов был таким же мокрым и грязным, как и его собака. С куртки на паркет стекали серые струи воды, но Нату больше не заботила чистота. Теперь она понимала, почему так изменилась его поступь — на плече Крысолова небрежно, точно большая тряпичная кукла, лежала Марта. Мокрые волосы занавешивали ей лицо, а на беспомощно болтающейся руке тихо позвякивали серебряные браслеты.

— Я думаю, нужно вызвать «Скорую». — Крысолов огляделся и, как был, в грязных ботинках, прошел к дивану, осторожно уложил на него Марту.

— Что с ней? — От сдавившей сердце боли стало тяжело дышать. Ната нашарила в кармане пузырек с лекарством. — Где вы ее нашли?

— Снаружи, перед домом. — Крысолов отвел в сторону волосы, встревоженно всмотрелся в бледное лицо Марты.

— А что она делала на улице в такую погоду? — Ната проглотила сразу две таблетки, подкатила коляску к дивану.