Во-первых, это не было серьезно. О чем говорить, если за день до концерта тебе звонят и предлагают сыграть на каком-нибудь другом инструменте? Не было никакого репетиционного пафоса, разговоров о музыке и прочей белиберды. Всем все было по барабану, но в каких-то приятных пределах. Во-вторых, в группе было очень много людей. А тогда не было больших коллективов. «АукцЫон» считался группой из ряда вон за счет своей численности. И на репетициях было абсолютно понятно, зачем столько народу. Потом не было никакого разрыва задницы на тему опоздания на репетиции, неприхода и так далее. Концерты были достаточно удачные, всем было все равно, но было весело. И можно было прямо на ходу что-то придумывать интересное и играть. Мне очень импонировало такое отношение к музыке. Люди не занимались отдрачиванием инструментальных партий, а просто делали то, что получалось в данный момент. Этого ни у кого здесь не было. Все учились играть, у всех были какие-то претензии. Группы собирали для того, чтобы научиться играть какую-то крутую музыку. А собственно поиграть музыку, поджемить собирались только джазмены. Еще такое отношение к музыке было у цыган. А в «Ленинграде» не учились играть, а просто исполняли то, что есть, то, что получается, никто не планировал осваивать какие-то новые музыкальные ходы. Если было плохое настроение, значит, можно было сыграть плохой концерт. Это очень большая разница, ее мало кто понимает. Таких распиздяйских групп в городе практически не было. Разве что «Внезапный сыч». Такой музыки здесь никто не играл из нормальных людей. Некоторые мои знакомые, прослышав, что я стал играть в группе «Ленинград», говорили фу. Никто не замечал, что это такой эстетский выверт, все думали, что это чистый гоп-стоп и блатата.
Изначально это был шуточный проект для своих. Альбом «Пуля» записывался не вполне серьезно. Никого не волновало качество, всем нравился такой псевдоблатняк, до которого никто здесь раньше не додумывался. Ну и от мата все были в восторге.
Песня «Леля», скорее всего, появилась как шутка. И так же шуточно был собран состав из далеко не виртуозных музыкантов. Ребятки играли откровенно плохо. Но нас от такого, наоборот, перло. Это было настолько в пику всему, что происходит вокруг, что мне даже понравилось. И стали появляться песни очень быстро. И неожиданно получилось так, что на наши концерты — в «Грибоедов», «Арт-клинику», в основном эти два клуба, ну «Фиш-фабрик» еще — стали приходить люди, которых я вообще никак не ожидал увидеть, какие-то мои товарищи, завзятые модники. Хотя очень многие воротили нос. Помню, в «Грибоедове» я познакомился с девушкой. Она спрашивает: это вы тогда в тельняшке пели? А я тогда выступал в тельняшке, чтобы подчеркнуть блатную тему (тогда в сторону Готье никто не думал, наоборот, все это казалось признаком совсем уже глухого Купчино). Я говорю: ну да. Она: ну все понятно. И свалила.
Серый мне все тряс альбомом «Пуля», звал на концерты. На третий концерт я пошел. На сцене было огромное количество людей, Вдовин был в тельняшке, я еще подумал, что это полнейший пиздок иванович.
Группа производила странное впечатление, потому что в ней не было четко определенного лидера. Для людей со стороны им был Вдовин. И все равно отношения внутри были очень легкими.
Дудки как-то сами набрались. Появился Дракула, у него был друг Ромеро. Все произошло само собой. Вот и барабанщик появился ниоткуда. Потом появился Соколов — трубач, игравший три ноты, и то с трудом. Когда стали комплектовать духовую секцию, оказалось, что явно чего-то не хватает — нужно хотя бы три инструмента. Причем дудки странные — туба, альт-саксофон и труба. Последние два играют в одном регистре.
В первых опусах было так — куплет, припев, потом некая мелодическая линия. Сыграть ее на аккордеоне было нереально, потому что его не слышно в клубе. А дудки пробивают зал даже без микрофонов. С микрофонами вообще была проблема. Например, в клубе «Молоко» было на весь клуб два микрофона, и оба были перемотаны изолентой.
Я познакомился с тубистом Дракулой в училище. Служил в армии, а трубач, который был командиром отделения, он играл в группе. Чего-то я думаю, блин, я тоже хочу вписаться в какую-нибудь группу, и я говорю: давай, вписывай меня в свою группу. Он отвечает: нам второй трубач не нужен, нам нужен клавишник. Я покупаю себе клавиши. Нас было человек пять на сцене и человек пять в зале — всегда.