«Мат» писали очень весело — за один день. Сейчас так уже не делают. Это было на «Неве-рекордз». Пришли на студию, сыграли первую песню. Вышел звукорежиссер и говорит: да, конечно, все так, но на концертах это звучит лучше. Мы говорим: ну конечно, на концертах-то мы пьем. Тогда звукорежиссер, по-моему, сам даже сходил и принес. Ну и все сразу заработало. Андромедыч играл на «ухе». Мы с Васей все гитарные партии сыграли на трубе и тромбоне.
На улитке играть я стал совершенно случайно. Когда мы писали «Мат», была репетиция в «Грибыче», забили студию нашу любимую на Фонтанке, и Серега говорит: вот у Дракулы есть улитка, возьми ее и играй как на гитаре. Вот и все.
Когда у тебя есть дырка и три кнопки, а знаешь ты при этом гораздо больше по аккордеонным делам, то стараешься играть мало, но всегда очень вкусно.
На «Мате» чувствуется мера опьянения. Под конец уже все мимо играют, какие-то стоп-таймы появляются непонятные. Все звукачи были в шоке, когда это слышали. В ужасе. В ужасе.
«Шоу-бизнес», конечно, шикарная песня. На концертах могла смело растягиваться на двадцать-двадцать пять минут. Очень здорово экономит силы.
Шнур не любил петь «Шоу-бизнес». Ее постоянно требовали на концертах, и он жаловался мне: «По-моему, меня когда-нибудь под эту песню похоронят».
Когда мы записали «Мат», я беру кассетку домой, врубаю, слушаю, думаю: надо ж, блядь, порядок песен составить. Начинаю что-то писать, вдруг понимаю: охуенный порядок. Я так все и оставил. Одну переставил, вступительную, «Будем веселиться».
Я впервые увидел Шнура году в 96-м — я тогда работал продавцом в ночном магазине в Питере. А Шнур поблизости жил, покупал бухло. Типа постоянный покупатель, привет-привет. А потом в 99-м я устроился в «Грибоедов» гардеробщиком, а они там репетировали. И когда Микшер уехал в Колумбию опыта набраться, была текучка барабанщиков. В конце концов взяли какого-то старого чувака, ему лет пятьдесят, наверное, было, типа, раньше в джазовых бэндах играл. Но он то плохо играл, то вообще не приходил на концерты, а я, помимо того что работал гардеробщиком, в «Грибоедове» жил практически. «Ленинград» туда приходил каждое воскресенье репетировать. А я пытался на барабанах играть. Ну и что-то мне подумалось, что я тоже так могу. Они же, реально, просто играли. Я подошел к Шнуру, он меня вспомнил. И в январе 2000-го мы первый раз сыграли в «Сайгоне». Ну и не выгнали, короче.
На Шнурова повелись девчонки. К этому не было предпосылок поначалу, но это случилось. Я-то была уверена, что это группа для мальчиков. К тому же группе была дана четкая установка — заигрывать с залом. На такой успех, как мне кажется, они не рассчитывали. Если бы остался Игорь Вдовин, это была бы такая куртуазная богемная штучка. Вдовина, кстати, можно было бы вернуть, но Сережа вовремя понял, что в этом нет необходимости.
После той истории с Горбушкой я поговорил со Вдовиным и уговорил его продолжать. Мы вялотекуще играли с ним до мая следующего года, и в какой-то момент я понял, что это вообще никуда не ведет. И перед днем рождения Пуза я объявил Игорю: спасибо, до свидания.
Вскоре после Вдовина ушел и игравший на тубе Дракула. Он был красавец, конечно, и вообще крайне интересный и непростой человек. Мне показалось, что Сережа после его ухода вздохнул с облегчением — больше у него в группе не оставалось конкурентов.
Илья Ивашов по прозвищу Дракула все-таки был, по-моему, не музыкант, скорее артистическая личность.
Со Вдовиным это был, по сути, арт-проект. Вдовин достаточно интеллигентно себя вел, что многим не нравилось. Очень было заметно, что подсознательно он, конечно, интеллигент. Я даже помню рассказы о том, как Вдовина учили матом ругаться, поскольку сам он не имел такой привычки. То есть его буквально через силу заставляли все это петь. В результате то, что получалось, было ближе к московским стилизованным проектам — не зря же «Пулю» очень любили в Москве.
Шнур же умудрялся, сохраняя дистанцию, проживать все это по полной. Песни были ни при чем. Люди шли не на песни, не на хиты. Шнур объяснял мне, почему «Ленинград» за год вырвался из клубной истории в какие-то новые эмпиреи. Дело в том, что они писали новую песню как минимум раз в неделю. И он четко говорил о том, в чем заключается ошибка всех клубных питерских групп — тех же «Пепси», «Самолетов», «Маркшейдеров». Они записывают один альбом, а потом катают его по всем клубам. Но клубов мало, и люди устают. На «Ленинграде» же тусовка не ротировалась, а расширялась. Приходили все те же плюс новые.